Виланд

Сергей Петренко

Страничка автора: http://samlib.ru/p/petrenko_s_s/

В Виланде Тёмном — зима... зима... зима. Голубые тени деревьев в оранжевом свете вечернем Ложатся на снег, как забытые, кем-то кому-то Подаренные письмена. Они вот-вот исчезнут, и над белым простором,

Над тёмной лесною страною поднимется Тревожная, будто туго натянутый сон, Луна. Виланд Вечерний. Скрипят по морозу шаги. Далёкий стук топора. Звонкий цокот ветвей. Пар из распахнутой двери. Протянулись в небо дымы. Оранжевый запад. Чистый, как детский сон. Санки мои — из самой лёгкой берёзы. Старой яблони ветка — в спинке.

Красиво изогнулась она. Полозья железного дуба — Слышишь, свистят! В Виланде реки уснули. Полыньи черны.

* * *

Я проснулся от грозы. Она вымыла лес. Дубовые листья были удивительно блестящие и тугие. Когда я выбежал на Южную Ветку, они блестели, как лакированные.

Тучи рвутся и летят почему-то в разные стороны. Будто кто-то сдувает их сверху, будто хочет получше рассмотреть Лес. Солнце вспыхивает внезапно.

Я сходил за волшебным Кристаллом и тоже стал смотреть на Лес.

К востоку от моего Дуба тянется длинная Прогалина. Её обживают молоденькие берёзки и осинки, тоненькие и светлые.

За Прогалиной берёт начало Овраг.

Но вот я поворачиваюсь и направляю Кристалл на запад.

Там, за ручьём с мостиком из девяти длинных жердей есть холм. У холма, на поляне раскинул ветви огромный Ясень. Димкин Ясень.

Видимость в Кристалле сегодня очень хорошая. Я отлично различаю каждую трещинку, каждую шершавинку на коре древнего старикана. Надо же, колдовской прибор тоже от погоды зависит!

Навожу Кристалл на дверку в дупле. Переключаю Кристалл в режим слежения — теперь, как бы я ни вертелся, Кристалл не потеряет из виду дупло и дверь.

Дверь заперта. Димка сегодня ещё не показывался наружу, я могу это определить по своим, особым приметам. Никто не знает, но я так часто наблюдал (ну ладно, подглядывал, подумаешь!) за Димкой, что иногда у меня возникает иллюзия, будто я знаком с ним очень давно и каждый день хожу к нему в гости.

Это моя тайна, я никому её не расскажу!

Дверка дупла еле заметно дрогнула. Распахнулась. Высунулась Димкина взлохмаченная голова. Он опёрся ладонями о порожек, повертел головою... Увидел большую каплю-дождинку на листке, улыбнулся, осторожно поднёс листок к губам.

Я засмеялся — Димка был сейчас такой смешной!

Он поднял лицо, я увидел его глаза — близко-близко! На секунду мне показалось, будто он знает, что я его вижу — так весело и хитро посмотрел Димка прямо на меня! Но этого, конечно, не могло быть. Никто в Лесу не знает про мой Кристалл. Такие вещи — большая редкость. Я купил его за огромные деньги — сто лимонов и сто апельсинов, да и то — мне повезло.

Поэтому я улыбнулся, довольный собой и утренним Лесом — и выключил Кристалл.

В такое чистое утро появляются необыкновенные идеи, и иногда это совсем сумасшедшие идеи, а иногда — просто очень интересные мысли, которые в другой раз могли бы промелькнуть незамеченными возле самого носа.

Спрятав Кристалл, я ещё разок посмотрел на Лес просто так. Мне почудилось, будто на севере, в синеватой дымке, виднеется вершина Айри-Гарас, Скала Снов... Впрочем, говорят, она так далеко, что видение было, скорее, создано моею фантазией и воодушевлением ясного утра.

Люк в Южной был открыт, я нырнул в полутьму, сухую, с чуть терпким ароматом древесных соков.

Южная Ветка — ужасно длинная. Я не могу в ней просто идти — я мчусь, сломя голову, я раскидываю руки и, наверное, что-то кричу. Встречные Мохи, вытаращив глаза, жмутся к стене — вот перепугались!

У Овальной двери сидит Башмачник. Он всегда там сидит. Дело в том, что на Лестницах у многих теряются башмаки. У горбатого Башмачника всегда есть работа. А ещё — он много чего знает. В смысле, новостей. Это, как бы, входит в плату за обувку. И тот, кто поднимается наверх, и кто спускается вниз, — пока Башмачник подбирает им сандалии или сапожки по размеру, починяет: подбивает, прошивает, — охотно делятся новостями. Башмачник почти никогда не поднимает на подошедшего глаз — ему горб мешает разгибаться, и к тому же, белесые, будто бельмастые его глаза плохо видят на расстоянии большем вытянутой руки. Но на слух он определяет очень многое.

Сейчас даже Башмачник удивлённо пытается распрямить спину — редко так бегают в Южной Ветке.

— Привет, дядька Шмачбак! — кричу я. Он редкозубо ухмыляется — мало кто роняет столько сандалет, как я. — Подъёмник свободен?