Вилья на час

Подкашивающиеся ноги привели меня в спальню, и я рухнула на середину кровати, чтобы с протяжным стоном обнять накалившийся воздух. Включить бы, не вставая, вентиляторы на низком комоде, но мне не дотянуться до них даже кончиком пальца левой ноги. Да и ногу не поднять. Все тело отяжелело. Меня клонило ко сну, но я не могла позволить себе даже вздремнуть. Если хочу попасть в город, то не должна терять даже минуты. Если я хочу… А хотела я лишь одного — не вставать с этой постели и чтобы из воздуха вот прямо сейчас магическим образом материализовался Альберт — даже если не полностью, то хотя бы его волшебные руки с тончайшими пальцами, на кончиках которых живет мое женское счастье.

Я подняла к лицу обе руки — пальцы все еще чуть припухшие после души. Они не способны подарить Геру Вампиру никакой радости, но в них есть то, что дает Альберту силу творить добро, и я проткну их ножом один за другим, чтобы дрожь, которой наполняют мое тело его поцелуи, передалась и ему самому через мою горячую кровь. Я напою моего спасителя и искусителя своей сладчайшей кровью…

Я сжала кулаки и села. Жуткая мысль, мучившая меня временами, сейчас раскаленным обручем стянула виски: что если Альберт действительно призвал меня в качестве донора… Вдруг я единственная, кто готов добровольно, не прося ничего взамен, подарить ему жизненные силы? Вдруг я единственная…

Я вскочила, уронив мокрое полотенце на пол, и подняла руки кверху. Дотянулась почти до потолка и, встав на цыпочки, развела руки в стороны, точно крылья… Да, я станцую для моего Альберта танец вильи, который наполнит мою кровь живительной силой, способной сполна отблагодарить спасителя моей души за его самоотверженный труд и безграничную заботу. Я отдам ему себя целиком, и мне плевать, что получу назад. Я хочу соединиться с ним пусть даже в поцелуе смерти

— ведь и в агонии будет секунда, когда он и я станем единым целым. Без него я лишь кусок разбитой никому не нужной игрушки… Я никто… И звать меня никак… А с ним — я Виктория, я победа над смертью, горечью и серостью жизни и ненужной никому любовью.

— Альберт! — Мои губы раскрывались широко-широко, но я не кричала, хотя могла бы воплем переполошить весь квартал. — Приди, я жду тебя…

Слова пусты… Без всяких звуков, без всяких движений, без всяких слез Альберт знает, что для моих объятий он единственный долгожданный гость.

Я обернулась к кровати — покрывало хранило влажный силуэт моего тела. Стряхивать блестевшие на выпуклых нитях витиеватого рисунка капли — лишь время терять. Это только начало. Ночью эти простыни можно будет выжимать, наполняя тухлый горячий воздух чужой спальни сладкой горечью нашей безумной страсти. А сейчас надо бежать в раскаленный город, чтобы насытить кровь живительной силой солнца. Под покровом ночи я передам эту силу моему Альберту… Моему…

Я вытащила из рюкзака открытку. Она перестала пахнуть почтой. Теперь она пахла мной, столько раз прижатая к млеющей от ожидания волшебной встречи груди. Я положила приглашение на тумбочку. Пусть открытка станет первым и последним, что Альберт увидит перед тем, как выключить свет, чтобы запалить мой внутренний факел.

Улыбку предвкушения блаженства не скрыли даже яркие круги, которые отбрасывала на лицо моя соломенная шляпка. На синем сарафане горели желтые ромашки, так похожие ка купленные в Зальцбурге по просьбе Альберта цветы… Солнце выжигало печаль, я смотрела на каталонский мир счастливыми глазами, широко распахнутыми за стеклами темных очков. Я хотела почувствовать приближающееся счастье прямо сейчас, но мне мешали граффити на стенах домов, музыка, вырывающаяся из закрытых окон, безудержные вспышки смеха из баров за углом… И несметное количество припаркованных мотоциклов, напоминавших о хозяине квартиры.

Что общего может быть у подобного татуированного типа с Альбертом? Ничего… Кроме ключа от квартиры. Их три: у Пабло, меня и Альберта. Конечно, хотелось бы, чтобы ключа было всего два, но действительность порой чуть портит сказку, но совсем чуть-чуть… Моя сказка волшебная, не из этого мира… И она — только моя. Пусть же мир с ржущими, точно лошади, людьми, гудящими желто-черными такси, размалеванными граффити поездами останется за гранью моей новой реальности. Альберт не толкнет меня обратно в этот мир до последнего, когда уж точно придет время расставаться. Но разве можно, разве нужно думать о расставании еще до самой встречи?

За окнами поезда мелькали яркие коробки многоэтажек, скромно жавшихся друг к другу — пусть же мои воспоминания о новой встрече с Альбертом будут такими же скомканными, но столь же яркими, как эти дома и как мой австрийский отпуск. Ночь, приди же скорей и приведи с собой радость, а радость — это Альберт, и никто другой…