У Пабло Пикассо была русская жена. Только я об этом не знала. И потому в поезде, прижавшись горячим затылком к мягкому подголовнику кресла, думала с закрытыми глазами о том, как в сущности мало знаю и умею к своему уже довольно зрелому возрасту. В заботе о мужчине, которому была не нужна ни в качестве партнерши по танцам, ни в качестве жены, в погоне за работой, где мне недостаточно платили, чтобы можно было проглатывать неуважительное к себе отношение начальства, в сером мрачном городе, где золотом блестят лишь купола да шпили, я загнанной лошадью неслась мимо многих интересных вещей, которые составляют чью-то жизнь.
О русской жене испанского художника по имени Ольга я могла бы знать хотя бы в силу своего увлечения движениями под музыку. Пусть занималась я исключительно бальными танцами, но о русских сезонах Дягилева знала, как и о покорении Парижа русскими красавицами. Так почему же балерина, ставшая художнику первой женой и на долгие годы единственной музой, осталась для меня тайной? Никто не сказал мне, что извращения Пикассо с женскими портретами не были новыми изысканиями в мире искусства, а всего лишь результатом развалившегося из-за измены мужа брака — жена, которая еще недавно блистала с полотен мужа естественной красотой, превратилась в жуткую карикатуру, точно художник в остервенении в полной темноте пустой спальни накидывал на холст краску, вздыхая над попранной своей единственной настоящей любви… Как глуп мир и как, выясняется, глупа я…
Местный бульвар, Рамбла, жил уже вечерней жизнью, подсвеченный чужим радостным блеском глаз и фарами снующих туда-сюда такси. Я замерла перед витриной булочной. Даже потянулась за кошельком, чтобы побаловать себя тортиком, но тут же вспомнила, что другой Пабло уже позаботился о моей фигуре, и, если я набью себя сахаром, то его салаты можно будет смело отправлять в мусорку. Но в овощную лавку я все же заглянула и купила огромную ветку такого же огромного зеленого винограда и половинку сочного, даже на вид, арбуза. Мимо супермаркета я прошла с закрытыми глазами, чтобы не поддаться нестерпимому желанию купить бутылочку ледяной кавы. Ммм… Нет, сегодня я буду пьяна не от вина, я буду пьяна его любовью…
В кафе на бульваре уже не осталось пустых столиков. Стучали вилки о ножи, звенели бокалы о бокалы, слышался смех и рев мотоциклов, а я не слышала даже собственных шагов — я не шла, я летела по воздуху на вновь выросших за спиной крыльях. В одной руке пакет, в другой айфон с «гугл-мэпс» — три минуты до дома, до душа, до встречи с тем, о ком я мечтала почти триста шестьдесят пять ночей подряд! Да, да, я мечтала о нем задолго до прошлого сентября… Всю жизнь…
Еще одна улица и поворот налево. Я добралась без приключений… И зачем я об этом только подумала? Два бара остались за двумя другими поворотами, я приметила их еще днем и к вечеру решила на всякий случай обойти стороной. А сейчас прямо передо мной оказалась какая-то мастерская — по количеству мотоциклов возле нее, видимо ремонтная.
Задраенная разрисованным железным занавесом утром мастерская осталась мной незамеченной. Сейчас возле нее стоял шатающийся дядька. В поднятой над головой руке блестела высокая жестяная банка пива. К ногам его, поджав уши, жалась белая дворняга, явно провинившаяся и явившаяся к хозяину с повинной. Мужик монотонно орал на нее и грозился либо вылить на голову несчастной пиво, что сомнительно, либо ударить пустой уже банкой несчастную дрожащую тварь, что больше походило на правду.
Смысла обвинений, произнесенных пьяным голосом по-испански, я не поняла, но угроза, исходящая от хозяина, подействовала даже на меня. Я замерла и сжала в одном кулаке телефон, а в другом — пакет. Если в австрийской деревне я испугалась собаки, то в испанском городе — за собаку. Искусство владения нунчаками, когда их роль выполняет пакет с продуктами, вложено с рождение в каждую российскую женщину. Другого оружия у меня с собой не было, а пройти мимо просто так я не могла. Мужик тоже замер, опустил руку, что-то сказал: то ли мне, но слишком уж тихо, то ли человеку в мастерской, то ли несчастной псине, и потом на долгое мгновение воцарилась полная тишина. Я сделала шаг. Не особо твердый, но все же вперед. Переходить на другую сторону улицы глупо. Мужик мне только что кивнул и плотнее придвинулся к стене дома. Чего бояться? Внутри люди, окна домов открыты, да и вообще, еще даже не сумерки… Ну и что, что бьет собаку? А может она провинилась…
— «Найс дог»! — улыбнулась я, поравнявшись, скашивая глаза на собаку, чтобы не глядеть на хозяина. — «Вери найс дог», — снова похвалила я собаку по-английски, поравнявшись уже с хозяином.
Собачка хорошая, что не скажешь о человеке… От мужика разило за километр. Еще шаг, и пьяный каталонец остался позади. Прибавить шаг. Быстрее, быстрее, быстрее… Какого черта иметь квартиру в самом красивом доме на улицы, когда вокруг такое вот отребье… Если только не быть его частью. То-то мне этот Пабло с первого взгляда не понравился.