Наведя в ящике порядок, я осторожно задвинула его и вернулась в коридор. Не знаю зачем, но я потянулась к ручке закрытой еще утром двери. Удача — дверь поддалась, но тут же щелкнула замком, так резво я отдернула руку, точно от раскаленной сковороды, не понимая даже, чего так испугалась. Когда Пабло успел открыть ее? Он, кажется, ничего здесь не касался, кроме фотографии на стене?
Я осторожно повернула ручку и толкнула дверь ногой. Никакое чудовище не выпрыгнуло на меня из темноты. Света из коридора хватило, чтобы рассмотреть крохотную фотомастерскую: стол с аппаратом, которым я тоже была вынуждена пользоваться в универе, ванночки для проявителя и закрепителя, веревка через всю комнатку, на которой сохли фотографии. Я закрыла дверь — ничего интересного и ничего странного. Кроме одного — что здесь принадлежит Альберту, а что Пабло? Отыскать ответы на эти вопросы самостоятельно я не могла.
Телефон показывал совсем детское время: десять минут первого. Удивительно, как же долго сегодня тянулся вечер. Я прошла на кухню за арбузом и принялась есть его прямо ложкой, согнувшись над раковиной. И все равно потом пришлось умываться и закрывать глаза на пару пятнышек на майке. Но глаза быстро открылись, когда я снова взяла в руки телефон. Полчаса прошло с того момента, как пришла эсэмэска от Пабло: Виктория, нам нужно поговорить. Если не спишь, позвони мне, пожалуйста!
Да даже если бы я спала, то после такого мгновенно бы проснулась. Такая спешка могла быть связана только с Альбертом.
— Это Виктория!
Да, собственно это все, что я могла сказать сейчас членораздельно. Но Пабло хватило и такого приветствия.
— Я могу зайти?
Что он только что сказал? Действительно «кам-ин»?
— Когда? — спросила я дрогнувшим голосом.
— Прямо сейчас. Ты не спишь. Ты ходишь по квартире битый час и нарочно игнорируешь мое сообщение?
— Что?
«Что» спросить я не успела. В замке повернулся ключ, и дверь открылась. Я даже телефон не успела от уха убрать, а его телефон уже лежал в кармане шорт. Других. Пабло переоделся! Еще бы, как ни крути, мы были все в песке после пляжного душа… Плевать на «были»! Что происходит здесь и сейчас, интересует меня куда больше!
— Что? — повторила я вопрос уже не в телефон, а в лицо Пабло.
Но тот отвернулся и защелкнул на двери засов.
— Я полчаса торчу под твоей дверью.
— Почему не позвонил? — Английские слова постепенно возвращались ко мне в голову.
— Боялся напугать…
Боялся? Напугать? Типа, сейчас я чувствовала себя в полной безопасности в час ночи в запертой квартире, где только он и я?
— Что ты хотел? — утренний вопрос сейчас прозвучал более естественно, что ли…
— Сказать тебе одну вещь. Можно не в дверях?
— Конечно, — и я отступила обратно в кухню.
Он двинулся следом, и я пожалела о выбранном месте для разговора. В квадрате метр на метр дышать и без него было нечем.
— В общем, — Пабло тряхнул курчавой головой и опустил взгляд к моим стиснутым коленкам. — Альберт не приедет.
— Что? — снова спросила я, хотя прекрасно поняла сказанное им по-английски. Надо было спрашивать — почему? Если, конечно, правнук знал ответ на мой вопрос.
— Сегодня не приедет? — переспросила я из-за отсутствия хоть какого-то ответа.
Пабло вскинул голову и теперь буравил взглядом мое лицо, точно запоминал глаза. Как? Откуда? Почему? Почему он нарисовал меня и в таком виде?
— Вообще не приедет. Открытку писал я, — добавил Пабло быстро, точно боялся передумать откровенничать со мной.
— Я знаю, — ответила я, на удивление, спокойно.
— Давно?
— Пару часов как…
Пабло выдохнул и снова вперил взгляд в мои теперь уже дрожащие колени. И вдруг рухнул на пол, сжал мои ноги своими ручищами и уткнулся в них лицом.
— Прости меня, — услышала я сдавленный голос. — Прости, если сможешь.
— За что? За что я должна тебя простить? — еле выдавила я из себя, чувствуя, что дрожь из ног поднялась в горло. Голос вибрировал и пищал, как фонящий микрофон. Или это уже вылетало из груди свистящее дыхание, потому что руки Пабло переползли мне на талию. Он медленно вырастал в моих глазах, разгибая колени.
— За то, что притащил тебя сюда, — ответил он, уже вновь глядя мне в глаза.
Мне даже пришлось чуть задрать подбородок, чтобы остаться с ним хотя бы в мыслях одного роста, не поднимаясь на носочки.
— Почему ты?
Да, только так односложно я и могла сейчас говорить: руки его были уже под моей грудью.
— Потому что я. Потому что Альберто ничего не знает про открытку. Он не знает, что ты здесь.
— Почему? — повторяла я против воли, не желая верить услышанному.