Из спа-салона возвращается господин Лео и его телохранитель. Как правило, в это время эта пара покидает отель. Но сегодня господин Лео, облюбовав одно из кресел в холле, опускается в него. Что заставило его изменить привычный распорядок? Жажда? Но нет, Муса направляется не за освежающим напитком, а к лестнице. Если он не воспользовался лифтом, значит его цель — второй этаж. Сказать по правде, посторонним лицам — даже если они клиенты массажиста Джана — запрещается подниматься в номера. Но у меня последний день работы. К тому же я слишком устала, чтобы вступать в пререкания с этим амбалом. Остаётся только надеяться, что он не совершит ничего предосудительного.
Пользуюсь возможностью получше рассмотреть господина Лео. Он напоминает крайне уважающего себя отставника или даже члена совета директоров процветающей компании. Признаться, в нашем третьеразрядном отеле данный типаж — редкость, а если по правде, то и вовсе не водятся у нас такие люди. Естественно, он притягивает взгляды клиентов. Но судя по невозмутимому выражению лица, господину Лео всё равно. Тем не менее спустя пятнадцать минут он начинает проявлять беспокойство. А спустя ещё десять — поднимается и семенит в мою сторону. У стойки он некоторое время изучает мой бейджик. Похоже, только сейчас у него возникла потребность узнать написанное на нём имя.
— Мариам, будьте любезны, позвоните в номер шестнадцать.
Я выполняю просьбу, попутно соображая, что там живёт мамаша купидончика.
Телефон не отвечает, и я озвучиваю своё предположение: дескать, постояльцы куда-то вышли.
Господин Лео возвращается на прежнее место, после чего выуживает из кармана пиджака мобильник. Звонок остаётся без ответа, что господина Лео отнюдь не радует. Однако продолжать наблюдать за его реакцией мне мешает многодетная семейка, вверяющая моему попечительству свой громоздкий багаж. Дабы перед трансфером бросить в море монетку. Прощальный ритуал многих туристов.
Когда я, наконец, разгибаю спину, на входе возникает фигура Фуркана. Его насупленное лицо свидетельствует: со свиданием вышла неувязочка. Но вникнуть в детали нет никакой возможности: передо мной снова возникает господин Лео.
— Я должен подняться в номер 16. Будьте так любезны, вызовите лифт.
— Но, господин Нэйхин, может будет лучше… — Господин Лео не даёт договорить, и по его мимике становится понятно: лучше ему не перечить. К тому же на лице Фуркана появляется столь не свойственное ему просительное выражение. В ответ адресуется безмолвное послание: «С тебя причитается!»
Взяв свою сумку и выйдя из-за стойки, я беру господина Лео под руку. Его предплечье — бугристое и твёрдое. Ясное дело, это результат не массажа, а собственных усилий.
В ожидании лифта, оглядываюсь на своего сменщика. Так и есть! Красавчик уже погрузился в свой телефон.
Лифт доставляет нас к месту назначение в мгновение ока. Гораздо больше времени занимает путь к номеру. Что делать, приходится взять на себя роль проводника. Но право заявить о нашем визите предоставляю мужчине. Тот сгибает длинные холёные пальцы и деликатно стучит. А я жду, переминаясь с ноги на ногу. Как только нам отворят, я оставлю его наедине с постоялицей. После того, как никакого отклика не следует, мужчина с натугой разворачивает ко мне свой торс. «Как железный дровосек!» — приходит ко мне сравнение из любимой в детстве сказки. Я стараюсь вложить в свой ответный взгляд как можно больше ободрения. Но по правде, больше всего хотелось бы вернуться в холл, распрощаться с Фурканом и двинуть к себе на квартиру.
Я даже лифта не буду ждать!
Господин Лео более решительно прикладывается к двери. Этот стук трудно не услышать. Если, конечно, внутри кто-то есть.
Тут только до меня доходит, что Муса, поднявшийся, как я полагаю, на второй этаж, более в холле не появлялся.
Терпение господина Лео иссякает. Его пальцы тянутся к ручке. И она поддаётся! Более того — между дверным полотном и коробкой растёт зазор. Путь свободен! И тут господин Лео делает приглашающий жест. На что с моей стороны должно последовать возражение: «Сами разбирайтесь с вашими запропавшими сотрудниками!» Но вместе этого я перешагиваю порог. Перед нами крохотная прихожая, в которой с трудом разойдутся двое. Поэтому поневоле приходится сделать ещё на несколько шагов. В ноздри ударяет запахи алкоголя, дезодоранта и пота. Голосов не слышно. Только учащённое дыхание моего спутника.
— Есть кто-нибудь? — возвышаю я голос. Вопрос остаётся без ответа.
Двигаюсь далее — никаких признаков присутствия телохранителя. На банкетке — ворох детской одежды. На трюмо — баночки с дамскими снадобьями. Верхнее освещение выключено, но горит бра над кроватью. А на ней — ребёнок. Тот самый купидончик, что отличается крепким сном. Он лежит на боку. Ножки и ручки вытянуты. Пальчики сжимают игрушку. Не то собачка, не то заяц. На одной ступне — носок, другая — голенькая.
Меня тревожит цвет детского личика. «Это эффект слабого освещения», — говорю я себе. Но чтобы убедиться в этом, касаюсь его разметавшихся по подушке локонов.