Вилла «Жасмин»

— Зачем вы будите его? — шипит сзади господин Лео. Я делаю вид, что не слышу.

Теперь мне хорошо видно, что кожа вокруг рта и носика темнее. Она синеватая.

— Тихон!

— Что вы задумали? — Голос позади меня едва не срывается на крик.

Струйки пота устремляются из подмышек.

— Тихон!

Чего я ожидала? Что ребёнок откроет глазки и, сонно потягиваясь, скажет:

— Привет, тётя Мария!

Я оглядываюсь на господина Лео. Выброс адреналина окрасил его кожу в розоватый цвет. Его челюсти крепко сжаты. Под кожей заметны желваки. И вдруг из щели его рта доносится:

— Ой, игрушка, погреми!

— Нашу детку пробуди!

«Сбрендил мужик!»

— Господин Лео! — взываю я. — Очнитесь, ребёнку плохо.

Скорее всего, его мозг уже вынес решение, но сознание, блокируя его, принуждает задавать вопросы:

— Он дышит? — Его голос звучит почти неслышно, как шуршание пальмовых веток под действием бриза. Тем не менее я наклоняюсь к мальчику. Что это? Запах алкоголя.

— Нет, не дышит.

— Он умер?

Я молчу, точно жду, что его и мой мозг свыкнутся с новостью. При этом стараюсь не встречаться глазами. Впрочем, взгляд господина Лео и не ищет никакой поддержки. Его хрусталики сфокусированы на тельце:

— Галстук! — сипит он и тычет пальцем на детскую шею.

За дверью слышится какой-то неясный, нарастающий шум. Затем что-то с силой толкается о входную дверь. Наши шеи синхронно разворачиваются на звук. Я порываюсь идти к выходу, но крепкие пальцы берут в тиски моё запястье:

— Погодите!

Некоторое время мы стоим, замерев и прислушиваясь. Снаружи доносится какая — то возня, шлепки и пыхтенье. Мы переглядываемся. В зрачках обоих — немой вопрос. Вернулась пьяная мать? С мужчиной?

Мы стоим так близко, что до меня доносится запах массажного масла, которым пропитана кожа господина Лео. О качество своего амбре умолчу: солёный пот бьёт из — под мышек гейзерами. Нервы сдают — делаю попытку освободиться из кольца мужских рук.

— Стойте — несётся мне вслед.

Но уже поздно. Я хватаюсь за дверную ручку. Дверь распахивается. Снаружи — никого. Не оглядываясь, бегу в направлении лестницы, ведущей в холл.

Откуда-то доносятся пыхтенье, шлепки, стоны. Они спариваются прямо здесь? Я выглядываю из-за угла. На полу распростёрлись две фигуры. Бросаются в глаза ёрзающие голые ноги. Но вот сплелись они не в эротическом экстазе.

Нет, не Эрос, а Танатос овладел этой парой: мужики мутузят друг друга по — взрослому. До кровищи. Как называется эта кровь, текущая из носа? Не могу вспомнить, и как заворожённая гляжу на дерущихся. В одном угадываются черты кавалера мамы Тихона, и он явно сдаёт позиции, переходя к обороне, а спустя считанные секунды катится с лестницы.

Наблюдая за ним, я вплотную подхожу к балюстраде. Здесь и обнаруживается: я не единственная свидетельница инцидента. И снизу, и сверху за происходящим наблюдают высыпавшие из номеров постояльцы. Мужчина — купальщик снимает происходящее на телефон. Матери мальчика нигде не видать.

Кто-то касается моего локтя:

— Надо уходить отсюда. — Голос звучит твёрдо, без прежнего сипенья. Меня берут под руку и влекут вниз. Теперь мне понятно восхищение массажиста силой духа данного клиента.

На ресепшене Фуркан говорит по телефону. Он многое бы отдал сейчас, чтобы это была не его смена. Затем в поле зрения попадает сердитая жестикуляция бармена. Ага, тот принял решение: никому не наливать! Перед барной стойкой торчит какой-то мужик и что-то втолковывает бармену, стуча в грудь на манер Кинг-Конга.

— Что случилось? — спрашиваю у юноши с ракеткой от настольного тенниса. В ответ он только растерянно поводит плечами. Зато в разговор вклинивается женщина в халате, в которой узнаю даму, которая не ест на ночь:

— Два петушка не поделили курочку! Только и всего!

— Они сорвали караоке! — разражается гневной тирадой дама в платье, переливающемся, как шар на танцполе.

Но тут невидимая рука обвивает мои плечи и подталкивает к выходу. Толпа зевак расступается. И вот уже воздух охлаждает мои подмышки.

— Юшка! — бормочу я. И в ответ на вопросительный взгляд спутника: — Так по-народному называется кровь из разбитого носа. Моё сообщение игнорируется. Внимание господина Лео приковано к группе людей в камуфляже и с автоматами.

— О, да здесь запахло жареным! — бормочет он и увлекает дальше.

В конце аллеи моя шея делает поворот, и на сетчатке отражаются полицейские. Они уже внутри здания.

Какая-то женщина подскакивает к одному из автоматчиков и силится что-то объяснить. Но её берут под белы рученьки и куда-то тащат.

На наших глазах толпу очень профессионально оттесняют к запасному выходу, ведущему к неработающему уличному бассейну.

— Похоже, мой напарник вызвал подкрепление, — запоздало комментирую я.

— Бодание двух самцов обернулось массовой дракой, так что… — окончание фразы тонет в утробном вопле.

Наши головы синхронно вскидываются, а глаза выхватывают из сумерек женскую фигуру на балконе. Это мать мальчика. Она стоит, вцепившись в балконные поручни, и кричит, кричит, кричит. Господин Лео, похоже, утрачивает остатки самообладания. А может, подходит к концу действие адреналина.