Виниловый ад

Посреди подвала лежал человек. Старик. Бородатый, заросший, худой, в рваной одежде. Его морщинистое лицо с помутневшими глазами застыло с каменным выражением отрешенности.

Рамуте почему-то сразу решила, что старик живет один в глуши, что это и не подвал вовсе, а скорее пещера или землянка. Серые отсыревшие стены, сладковатый запах гнили и сырого мяса. Помещение без намека на цивилизацию, ни стола, ни стульев, лишь костер на песке посредине комнаты, если это можно назвать комнатой, и обглоданные кости, сложенные в углу.

Старик лежал и смотрел на огонь.

Без сомнений, Рамуте уже где-то видела этого седовласого старичка. Его силуэт, ожерелье из человеческих зубов на шее. И его глаза. Этот его мутный взгляд, лишенный всяческого сострадания и тепла, безжизненный, пустой и уставший, был ей знаком. Без сомнений, они с ним встречались. Может, во снах или в далеком прошлом, когда Рамуте была маленькой девочкой. Она помнила образ жестокого человека и помнила, что в прошлую их встречу старик кричал и злился.

Был там еще один.

Молодой человек, лицо которого, как ни старайся, не удавалось рассмотреть. Он сидел рядом на огромной сумке, которую, видимо, притащил с собой. Его длинная тень дрожала в свете костра, ползла по стене, извивалась и заканчивалась ветвистыми рогами чудовища.

Рамуте решила, что этот безлицый молодой человек брал интервью у старичка. Возможно, она так подумала из-за блокнота в его руке или из-за притворной заинтересованности в его голосе, а может, она все придумала, но их разговор не был похож на обыкновенную беседу.

— С этим понятно. Теперь расскажи мне про то, про се.

Произнес молодой и слегка подался вперед, от чего его рогатая тень увеличилась и поглотила полстены.

— Что еще тебе хочется знать?

— Например, как тебе живется отшельником.

У старика была странная речь, несвязная. Вместо прямого ответа он прыгал с темы на тему. Говорил, что ничем не подкармливает виноград, что воду из колодца кипятить не нужно, что никакие лекарства ему не нужны. Старик монотонно рассказывал, а молодой человек внимательно слушал и все записывал.

Рамуте смотрела на стену, где, как на теневом проекторе, как в настоящем театре теней, двигался силуэт карандаша. Ей стало смешно. Она заливисто рассмеялась от того, что проекция карандаша, словно клювик птички из скворечника, высовывался из плеча рогатого демона. Рамуте точно знала, что ее сон ничем хорошим не закончится, но ничего не могла с собой поделать и хихикала.

Она смеялась и не слышала собственного смеха.

Парень задавал старику общие вопросы, периодически постукивал кулаком по своей сумке и как бы невзначай расспрашивал собеседника о каком-то происшествии на дороге.

Рамуте знала, что безлицый бездарно проводил интервью. Если он и журналист, то совершенно неопытный.

— Молокосос, — сказала она, но в очередной раз не услышала собственного голоса.

Ей стало смешно. Возможно, от странных вопросов молодого или от странных ответов старика. От нелепости всей ситуации. Или от ясного осознания того, что это лишь сон.

— Знаешь, когда речь заходит о предательстве, никто не может ответить наверняка, как отреагирует. Никто не знает. Можно рассуждать о высоком, рассказывать о любви и прощении, но пока это не случится… Пока самый дорогой человек не предаст, ты не узнаешь, как поступишь.

— Ого. Так сразу? — безлицый усмехнулся. — От темы грядок к предательствам?

Старик словно не услышал замечание, продолжил свое неторопливое рассуждение:

— Всегда и во всем встает вопрос морали. Но что такое эта ваша «мораль»? Мучительный выбор между собственными принципами, убеждениями, воспитанием и чувством справедливости. Все это лишь пустые слова. Неотвратимое наказание — ключевое условие для душевного равновесия. Дело не в уязвленном самолюбии, не в чувстве собственной значимости, не в гордости и эго. Это нужно для баланса. Во всем должна быть гармония.

«Весомо, Рамуте?»

— Что? — Рамуте от неожиданности подскочила.

Последняя фраза прозвучала в ее голове. Слова произнес жуткий, леденящий, знакомый, хоть и забытый голос.

Рамуте прикрыла ладонью рот, чтобы не закричать. Она испугалась, что опять не услышит собственный голос.

— Ты можешь взять волосы, — старик кашлянул и продолжил говорить, словно его не перебивали. — Мне нетрудно поделиться. Их там как раз хватит для твоих целей.

— Какие еще волосы?

— Кто его знает. Волнистые или прямые. Светлые или темные. Их никто не сортировал.

— Почему я должен их взять?

— Почему бы нет? Тем более я не говорил, что ты должен. Я лишь предложил. Выбор за тобой.

«Рами, там есть и твои локоны».

Рамуте вздрогнула.

Чей это голос? Почему этот голос заставляет ее трястись от страха? И откуда у него ее волосы?

«Кто ты?» — она попыталась спросить, пошевелила губами, но не смогла произнести ни слова.

«Успокойся, Рамуте».

Она зажмурилась, попробовала встать, но даже пальцем пошевелить не получилось. Оставалось подчиниться и наблюдать за необычным интервью.

— Посмотри наверх.

Безлицый поднял голову. Рамуте повторила за ним.