Виннету — вождь апачей. Текучая Вода

Наши путешественники ехали таким образом около двух часов, не произнося ни слова со времени отъезда из гасиенды. Каждый, казалось, углубился в свои собственные мысли, как вдруг сильное движение замечено было среди окружающих деревьев и кустарников. Птицы вдруг все замолкли и спустились почти к подножию деревьев, робко попрятавшись в траву, а лягушки, сидевшие на водяных лилиях, погрузились в воду. В это самое время тень двух громадных крыльев обрисовалась на песке. Канадец невольно поднял глаза и увидел белоголового орла, парившего в лазури неба.

Орел, сделав несколько широких кругов почти над путешественниками, упал, как стрела из лука, и сейчас же опять поднялся, держа в своих могучих лапах несчастного попугайчика, испускавшего жалобные крики и напрасно старавшегося освободиться из могучих объятий своего неумолимого врага.

— Канадец беспокойно следил за всеми подробностями этой драмы, машинально выставив свое ружье и заряжая его.

— Тем хуже, — пробормотал он в то время, когда орел казавшийся черною точкой, совершенно исчез, — я спасу его.

Движением, быстрым, как мысль, он прицелился и спустил курок. Испанцы остановились, устремив на канадца любопытные и удивленные взоры.

Последний, с устремленными в небо глазами, по-видимому не замечал, что обращает на себя внимание.

Между тем, орел, внезапно остановившись в высоте, начал падать с головокружительной быстротой. Его когти разжались, и освобожденная жертва, полумертвая от страха хотя и не раненая, спускалась некоторое время вместе со своим недругом. Но вдруг, распустив крылья, бедный попугайчик полетел с долгим радостным криком, тогда как орел забился в судорогах у самых ног охотника.

Пуля канадца пронзила его тело.

— А! — радостно воскликнул канадец. — Хотя заряд и дорог в пустыне, я о нем не жалею.

Испанцы не могли удержать крик изумления при виде этой чудесной ловкости.

Канадец сошел на землю и, схватив ружье, приблизился к орлу, устремившему на него злобный, почти человеческий взгляд. Ударом приклада охотник прикончил его.

— Не продадите ли вы мне это животное? — сказал граф в ту минуту, как Сумах наклонился, чтобы взять королевскую птицу.

— Я вам отдам ее, если это будет вам приятно! — отвечал канадец.

— Хорошо! — сказал граф, давая знак одному из своих людей взять орла и положить на свою лошадь.

Канадец сел на коня, и путешествие молча продолжалось.

Через час достигли места, где граф предложил устроить привал, чтобы позавтракать и переждать жару.

Это была довольно большая прогалина, в центре которой блестела лужа воды, такой чистой и прозрачной, что небо отражалось в ней со всеми своими оттенками.

Эта лужа передавала избыток воды в озеро посредством узкого ручья, текшего с рокотом по каменистому ложу, наполовину скрытому многочисленными шпажниками.

Странное обстоятельство — ни одной птицы, ни одного насекомого не было вокруг.

Когда граф отдал приказание остановиться, все сошли на землю. Двое стали в охрану по краям тропинки, примыкавшей к лужайке, двое других направились поить лошадей к озеру, лежавшему шагах в ста от места привала, двое остальных разводили огонь и приготовляли завтрак. При этом они пользовались водой из сосудов, привешенных у седел, предпочитая уменьшить свои запасы, чем брать воду в этой луже, вид которой был, однако, привлекателен для людей, сделавших длинный путь под жгучими лучами солнца, людей с пересохшим горлом.

Эта лужа, такая чистая с виду, носила смерть в своих недрах, смерть ужасную, неминуемую, почти мгновенную. Одним словом, эта вода по неизвестной причине заключала сильный яд, действие которого было так ужасно, что животные, которых инстинкт никогда не обманывает, избегали ее соседства.

Вот где крылась причина полной тишины, царившей на этой поляне, которую путники выбрали для привала за ее прохладу и безопасность от диких зверей.

Канадец, заботливо напоив свою лошадь, разнуздав ее и задав обычную порцию маиса, порылся в своих alforjos — род двойного мешка, носимого сзади, — вынул оттуда морской сухарь и овечьего сыру и приготовился с аппетитом съесть это. Тогда граф, с любопытством следивший за приготовлением к этому скудному угощению, подошел к Сумаху и учтиво сказал с поклоном:

— Кабальеро, не окажете ли честь разделить со мной завтрак?

Канадец поднял голову и с удивлением посмотрел на своего собеседника.

— Зачем, сеньор, — спросил он, — делаете вы мне это предложение?

— Затем, — отвечал откровенно граф, — что я хочу разрушить лед и уничтожить холодность, царящую между нами. Все, что я видел сегодня, — прибавил он, указывая на труп орла, — доказало, что вы благородный человек. Такие люди редки, и я хотел бы приобрести если не дружбу вашу, то, по крайней мере, уважение.

— То, что я сделал для спасения маленькой птички, кабальеро, я ни в коем случае не поколебался бы сделать для человека. Позвольте заметить, что это вполне естественно.

— Может быть. К несчастью, мало людей понимают так свои обязанности.

— Я жалею их, кабальеро, не смея осуждать: каждый поступает сообразно с инстинктами, вложенными в его сердце богом.