Алефтерия дрогнула от укола мурашек. Никогда прежде она не чувствовала сочувствие в человеческой речи. Где видано, чтобы слова сквозили печалью и одновременно стелились по коже теплом как от солнечных лучей?
Сердце забилось снова, но уже не в тревожной панике. Теперь оно запорхало, как узревший свет мотылек. Красота Вивиана вмиг перестала казаться обжигающей. Стоило вглядеться получше, чтобы понять – он был обычным человеком. Не владельцем дорогого ресторана, не наследником крупного бизнеса. Он был другом, в котором она нуждалась всю свою жизнь.
– Да, верю. Верю в то, что в жизни каждого человека рано или поздно прольется свет. Еще мне очень нравятся книги Оскара Уайльда. Особенно его сказки. А чай я тоже, не могу пить без сахара.
На этот раз улыбка Вивиана не растянулась до ушей. Зато уголки его губ блеснули солнечными зайчиками.
– Можно задать вопрос мне? – робко спросила девушка.
– Конечно. Меня наоборот, задевает Ваше молчание.
– Этот рояль, – она указала в угол комнаты, где покоился инструмент. – Вы на нем играете?
Он смущенно рассмеялся.
– Мне жаль отвечать Вам «нет». Этот рояль – родительский подарок в мой двенадцатый день рождения. Я был наивен и полагал, что игра на фортепиано – мое призвание, но провальная попытка выучить «В лесу родилась елочка» сразу спустила меня с небес на землю.
– Я думаю, игра на инструменте – не призвание, а упорство вкупе с терпением. И провальной должна быть не одна, а тысяча попыток.
– Ваша правда. Но для себя я понял, что в качестве музыкального инструмента всегда предпочту свой голос. А почему Вы спрашиваете?
– Можно я сыграю?
Удивленно распахнув глаза, Вивиан дал согласие кивком. Алефтерия прошла вглубь комнаты и села за рояль. Открыв белую крышку, она положила пальцы на до и соль большой октавы.
Почему-то ей захотелось сыграть «Moon River» – то ли оттого, что заучена она до дыр, то ли из-за любимого фильма с обожаемой Одри Хепберн в главной роли. В считанные секунды застучали молоточки; то одна, то другая клавиша покорилась ее мягким рукам. Нежная музыка ручьями разлилась по комнате.
– Потрясающе!.. – только и вымолвил Вивиан по наступлению тишины. Алефтерия зарделась румянцем – трудно вспомнить, когда ее игру хвалили в последний раз. – Нет, правда! Это было так чисто и красиво, что сам Аполлон пришел бы в восторг. Я бы подпевал, но к сожалению, эту композицию я слышу впервые.
– Вы не смотрели «Завтрак у Тиффани»?
– Надо будет исправить это недоразумение.
Не находя себе места от смущения, Алефтерия склонилась над клавишами и бегло наиграла сымпровизированную песенку. Неожиданно она почувствовала тепло, бережно накрывшее ее руки. Их пальцы переплелись между собой.
– Знаете, Вы и вправду глубоко несчастны. Но давайте, я попробую это изменить.
На тот момент ей было шестнадцать. Ему – двадцать. Они не сыграли пышную свадьбу, не путешествовали в медовый месяц. Их любовь должна была нарисоваться в деньгах и документах. Но ни Николай, ни Мария, даже сами Алефтерия с Вивианом не знали, что все выйдет далеко за пределы партнерского соглашения.
У Алефтерии появилось два новых дома: «День и Ночь» и коттедж Вивиана. После смерти родителей он делил поместье лишь с парочкой слуг (его сестра Агна переехала в другую страну еще до трагедии). Но поселив рядом с собой жену, Вивиан практически забыл о том, что значит тоска и одиночество.
Ей же не хотелось возвращаться обратно к родителям. Наконец ее жизнь перестала быть похожей на бесконечную шахматную партию: больше не приходилось просчитывать каждое свое действие на десять шагов вперед. Вместо того чтобы слушать перечни правил, она слушала музыку. Вместо того чтобы отмерять секунды своего существования, она отмеряла длины нот.
А сидеть отныне приходилось не за исправительной партой, а за роялем в банкетном зале. После их женитьбы Вивиан немедленно распорядился перетащить рояль из служебной комнаты в главный зал ресторана. Очень скоро «День и Ночь» заполонила живая дуэтная музыка: голос Вивиана под аккомпанемент игры Алефтерии.
Николая и Марию устраивало все до тех пор, пока сотрудничество приносило прибыль. Разочаровываться никому не пришлось – и «Логос», и «День и Ночь» не находил места для толп посетителей. Столики бронировали за недели вперед, а от банкетов порой, не было продыху.