Виртуальный свет. Идору. Все вечеринки завтрашнего дня

Кридмор стоял на сцене рядом с Рэнди Шоутсом и волосатым басистом с бакенбардами, они как раз заканчивали какую-то песню. Кридмор подпрыгнул с финальным «вау!», инструменты прогрохотали коду, и толпа взревела, топая ногами и бурно аплодируя. Райделл увидел глаза Кридмора – пустые, сверкающие, кукольные – в свете софитов.

– Эй, Бьюэлл! – закричал Райделл. – Кридмор! – Он оттолкнул кого-то плечом и захромал дальше. Теперь он был всего в нескольких футах от сцены. – Кридмор!!! – Сцена была маленькая и невысокая, от силы фут высотой, толпа не такая уж и плотная.

Кридмор заметил его. Спрыгнул со сцены. Его ковбойская рубашка с жемчужными пуговицами была расстегнута до пупа, впалая белая грудь лоснилась от пота. Кто-то подал ему полотенце, и он стал вытирать им лицо, показывая длинные желтые зубы с изъязвленными деснами.

– Райделл, – сказал он, – сукин ты сын. Где ты был?

– Тебя искал, Бьюэлл.

Мужчина с танто положил руку на плечо Райделла.

– Это неразумно, – сказал он.

– Слушай, Бьюэлл, – сказал Райделл, – возьми мне пива, ладно?

– Ты видел меня, Райделл? Мать твою, мужик, я был сыном гребаного Иисуса! Гребаным Хэнком Уильямсом[129], мать твою так! – Кридмор сиял, и Райделла поразил его вид на грани безумия. Кто-то вручил Кридмору пару высоких пивных банок, уже открытых. Передав одну Райделлу, Кридмор вылил холодный солодовый напиток себе на грудь и принялся им растираться. – Черт возьми, я крут!

– Здесь нас слишком легко окружить, – сказал мужчина в пальто.

– А ну отпусти моего приятеля, ты, – сказал Кридмор, впервые заметив незнакомца. – Педрила, – добавил он, будто читая на его лице и с трудом подыскав ему оскорбительное определение.

– Бьюэлл, – сказал Райделл, взяв того за руку, – познакомься с моим новым приятелем.

– Кажется, одному педриле пора подобрать подол лопатой, – отметил Кридмор, теперь уже в бешенстве сузив глаза; повод был найден.

– Отпустите мое плечо, – тихо сказал мужчине Райделл. – Выглядит не очень хорошо.

Мужчина снял руку с его плеча.

– Мне очень жаль, – сказал Райделл, – но я собираюсь остаться здесь с Бьюэллом и примерно сотней его закадычных друзей. – Он посмотрел на жестянку в своей руке. Какая-то хрень под названием «Королевская кобра»[130]. Отхлебнул. – Если хотите уйти, уходите. Или просто убейте меня, да и дело с концом.

– Черт тебя дери, Кридмор, – сказал Рэнди Шоутс, тяжело ступив на пол со сцены. – Гребаный наркоман. Ты напился! Напился и до сисек обдолбался «плясуном»!

Кридмор выпучил глаза на верзилу-гитариста, глаза его, казалось, были сплошными зрачками.

– Господи, Рэнди, – начал было он, – ты же знаешь: мне надо было немного расслабиться…

– Расслабиться? Расслабиться?! Господи Исусе! Ты забыл слова такой классики, как «Брось мудака и пошли со мной!». Это ж как надо обсадиться, чтоб так слажать? Чертова публика знает слова этой песни, мужик; они даже тебе подпевали! Пытались, по крайней мере. – Шоутс для пущей ясности ткнул Кридмору в грудь свой мозолистый большой палец. – Я говорил тебе, что не работаю с обдолбанными макаками. Ты понял, алкаш? Пошел вон отсюда. Абзац.

Кридмор, казалось, пытался заглянуть внутрь своей души, будто искал там какое-то подобие достоинства, необходимого, чтобы с честью встретить этот неожиданный поворот. Видимо, нашел. Чуть выпрямился.

– А пошел ты! – сказал Кридмор. – Козел! – добавил он, когда Шоутс с отвращением отвернулся и зашагал прочь.

– Бьюэлл, – сказал Райделл, – на тебя заказан столик или что-нибудь типа того? Где бы мне присесть?

– Мэриэлис, – ответил Кридмор, явно думая о своем, и неопределенно махнул рукой куда-то в сторону. После чего отвалил, по всей видимости – за Шоутсом.

Не обращая внимания на человека с танто, Райделл направился к бару, где обнаружил Мэриэлис, одиноко сидящую за столиком. На нем стояла табличка из гофрированного коричневого картона, разукрашенная разноцветными фломастерами: надпись, сделанная вручную, гласила: «БЬЮЭЛЛ КРИДМОР & ЕГО БРАТЬЯ МЕНЬШИЕ», обе «О» выведены красным цветом и разрисованы смеющимися рожицами. Столик был уставлен пустыми бутылками, а у Мэриэлис был такой вид, будто ей только что крепко стукнули пыльным мешком по голове.

– Вы из эй-энд-ар? – вздрогнув, спросила она у Райделла, словно очнулась от сна.

– Меня зовут Берри Райделл, – ответил он, выдвинув стул и опустив с плеча вещмешок с проектором. – Мы недавно встречались. Вы – Мэриэлис.

– Да, – улыбнулась она, польщенная тем, что ей так любезно об этом напомнили, – я Мэриэлис. Правда ведь, Бьюэлл чудесно выступил?

Райделл присел осторожно на стул, чтобы не потерять сознание от боли в ребре.

– Есть здесь где-нибудь розетка, Мэриэлис? – Он уже открывал вещмешок, выпрастывая проектор, разматывал сетевой кабель.

– Вы из эй-энд-ар! – сказала Мэриэлис, зачарованно наблюдая за движениями Райделла. – Я так и знала! А с какого лейбла?

– Пожалуйста, воткните эту штуку туда. – Райделл показал на розетку в неровной стене рядом с Мэриэлис и протянул ей штепсель.