Виртуоз мести

Мало того, что она, несмотря на все меры предосторожности, пару раз заражалась гонореей, а уж про трихомоноз и говорить не приходится, так ее еще однажды подонки побили и заставили плясать голой на столе. А еще сначала говорили о театре и о живописи, показывали Татьяне репродукции картин великих художников. А потом нажрались сволочи, устроили групповуху, да еще и набили Таньке лицо. "Все! - сказала себе Танька. - Хватит!". И получилось так, что если еще два месяца назад Танька сосала "божий" леденец из любви к искусству, то теперь только за наличные деньги или натуральный обмен сапожки, бельишко и т.д. и т.п.

Все чаще она стала скучать по милой Самочке, ненароком трогала за попку или за грудку продавщиц, и даже администраторшу в магазине. "Все-таки женщины другие, - думала она. - Они нежные, мягкие, ласковые, не то что эти жлобы - мужики". Ей опять захотелось быть в постели с женщиной, не бояться забеременеть, не отталкивать от себя небритый, жесткий, как наждак, подбородок пьяного толстопуза. И гладить язычком не вялую немытую морковку, а горячую и сладкую плоть милой подружки.

И вот в один прекрасный день случилось чудо перевернувшее Танькину жизнь. Вошел в магазин Он. Такой высокий, крепкий, темноволосый - настоящий мужик. Сам работал грузчиком в порту, а денег имел, как "новый русский". Иваном звали. Он потом признавался, что Таньку, как увидел, сразу трахнуть захотел. А уж о том, что женится - ни-ни! Никогда бы не подумал. Он был такой сильный, уверенный, даже грубый в жизни. А в постели совсем, как Самочка - ласковый, нежный, трепетный. И язычком любил Таньку приласкать.

Никто из мужиков никогда Таньке так не делал, ни до отсидки, ни после. А Иван сделал, и Танька растаяла. Снова потянуло ее на мужское естество, а не встреть она Ивана, так бы и свернула на богомерзкий путь лесбийской любви. Или совсем бы скурвилась со своими минетами за сапожки. А вот влюбилась - и совсем будто женщину подменили. Никто ее, кроме любимого Ивана, больше не интересует - ни мужики, ни бабы. Да еще и забеременела вдобавок ко всему. Но ревнивый у нее Иван - просто ужас! Только когда Танька забеременела, стал понемногу остывать в ревности своей, видимо, понял, что она никуда не денется.

Вот так Танька и зажила, когда на свободу вышла. Хорошо зажила. Хватило ей один раз на говно наступить, чтобы все осознать. В общем-то, чтобы понять, что она жила не так, как нужно и что так жить больше не будет никогда, Таньке хватило первых трех дней в следственном изоляторе. Она не могла поверить, что все это - решетки на окнах, нары, несвобода будет продолжаться долгие годы, что молодость безвозвратно уйдет и будет похоронена вот здесь, в этой дерьмовой колонии.

А в сущности, за что ей все это? Она просто отомстила за нанесенную ей обиду. Ведь она могла бы тогда просто не пойти в эту злополучную квартиру, или прийти одна. И тогда ничего бы не было - ни трупа в колодце, ни зоны на три года. И жизнь сложилась бы совсем не так. Сколько раз думала-передумала в зоне об этом Танька. Жалела о том, что уже не случится, не произойдет никогда. Потому что пока она на зоне сидит, ее подруги с парнями гуляют, влюбляются, ездят на юг отдыхать. Им цветы дарят. А у нее вместо цветов колючка на заборе.

А вот теперь она была по настоящему счастлива. Любимый был с нею рядом, под сердцем копошился еще один комочек любви. Все у нее было хорошо, как никогда. Утром она выходила из дому, ехала в метро на работу, торговала колбасами и сыром, а вечером с замиранием сердца ехала домой, потому что там ждал ее любимый. Она смотрела на скучающих молодых ленивых домашних сучек и думала о том, что неплохо бы их всех хотя бы на недельку окунуть смазливыми мордами в говно, чтобы они полюбили жизнь такой, какая она есть.

В это утро сегодняшнего дня Таньке совершенно никуда не нужно было идти. У нее была неделя полного счастья - выходные! Она работала неделю через неделю с девяти утра до десяти вечера. И вот сейчас у нее была выходная неделя. Муж Иван собирался уходить на работу в семь утра и перед уходом внезапно возжелал ненаглядную супругу. Кинулся прямо от порога к ней в кровать, скидывая джинсы и целовал, целовал, как в последний раз.

Танька заснула зацелованная и удовлетворенная. Снился ей цветной сон, как будто гуляет она в красивом-красивом богатом городе с ярко-желтыми домами и трамваями на монорельсе. И как будто бы зима, а деревья все зеленые, и яблоки на них растут. А небо синее - ни облачка, ни тучки. И будто бы села Танька в трамвай на монорельсе, а он едет быстро-быстро, то взлетает вверх, то падает со склона - даже дух захватывает. И звенит на перекрестках, ну совсем как телефон.

Нет, черт возьми, это телефон и звонит! Танька вскочила с кровати и бросилась к аппарату. Может, Иван звонит с работы, больше-то вроде некому.

- Татьяна? - спросил в трубке незнакомый голос.

- Да, я, - ответила Таня, - а кто это?