Виртуоз мести

Как же Иван мог послать к ней с посылкой такого мудака? Хотя откуда он мог знать, ведь по внешнему виду не скажешь, что он извращенец. Мужик, как мужик, старый к тому же. "Точно, - догадалась Татьяна, - точно маньяк!" Посадил ее специально в фургон, чтобы она замерзла и не сопротивлялась. Боялся не совладать. А теперь довезет спокойно до лесочка или пустыря, а потом вытащит уже замерзшую, без памяти и начнет глумиться. Какой ему кайф в холодное тело тыкать?

"А может, он некрофил? - испугалась Татьяна. - Будет катать ее в машине, пока она не умрет?". Эта мысль Татьяну очень расстроила и Таня заплакала. Она не знала, сколько времени они ехали, но казалось, что уже целую вечность. "Господи, - думала Татьяна, - почему я? Разве мало вокруг девочек, женщин, старушек? Почему снова я?". Она не хотела умирать сейчас, когда все хорошее в ее жизни только началось. Настоящая любовь, человек, ради которого она была готова на все, человек, от которого где-то внутри у Татьяны зародилась новая жизнь. Машина все ехала, становилось холодней и холодней . Татьяна поняла, что она замерзает, и если все это не кончится, то она просто умрет.

- Не-ет, - заплакала Татьяна, лежа на обжигающе-холодном полу фургона, - не сейчас, господи!

Отчаяние придало сил. Она опять поползла к двери. Ткань костюма примерзла к полу и с хрустом оторвалась при движении. Очень трудно было дышать. В маленьком пространстве фургона кислород быстро кончился. Татьяна вдыхала с хрипом, полной грудью, холодный воздух обжигал лёгкие, она кашляла до изнеможения и снова вдыхала, вдыхала, обмораживая губы и кончик носа. Татьяна подползла к двери фургончика. Руки отказывались стучать по холодному металлу, кулаки не сжимались. Таня легла на спину и стала с силой колотить в дверь ногами. Ногами! Как раньше ей не пришла в голову эта мысль? Сильнее! Еще сильнее! Дверь можно сломать!

Но тут водитель опять повторил свой маневр с тормозами. Видимо, он ехал очень быстро, потому что Таня перелетела через голову, едва не сломав себе шею, кувыркнулась и со всего маху ударилась затылком и плечом о стену. Машина двинулась дальше, а у Тани сил двигаться больше не было. Она окончательно замерзла. И даже слезы, которые текли из ее глаз, через минуту становились всего лишь ледяными дорожками на щеках.

Господи! Неужели мало она страдала? Пусть она умрет одна, только Татьяна! Но при чем тут та маленькая жизнь, которая недавно зародилась внутри нее? Он растет, этот хрупкий росток, там, внутри, и ничего не боится. Он знает, что мама защитит его от этого мира, от его зла, от его холода. Но мама не может защитить свое дитя, она замерзает сама! Может быть, она этим и спасет его... Пусть оно лучше и не родится... Никогда не увидит этого дерьма вокруг. Говорят, что неродившиеся дети становятся ангелами. Пусть так, пусть лучше сразу ангел, чем потом вот так умирать...

Татьяна окоченела. Машина легко покачивалась, подпрыгивая на ухабах. Внутри было темно, Тане неожиданно стало все безразлично. Она перестала бороться. Она уже не думала, не надеялась, что откроется дверь и ее освободят из этого ада. Ей просто нестерпимо захотелось спать. Глаза закрылись сами. Она пыталась их открыть, но ресницы, покрытые льдом от слез, тут же примерзли друг к другу, покрытые инеем веки отказывались слушаться. Татьяна знала, что спать нельзя, что это верная смерть, но бороться с собой она уже не могла.

И тогда она ясно увидела у себя над головой люк. Большой белый круг с ярким слепящим светом. Как будто она лежала в колодце. И Таня вспомнила, где, когда и с кем это уже было! Ей стала жутко до тошноты! Она захотела закричать, но с губ сорвался только хрип. Сиплый шипящий звук и слетающие с губ льдинки.

И все. Больше ничего не было. Просто она уснула. Как засыпала тысячи раз в своей жизни, с одной лишь разницей. Она уснула, чтобы никогда больше не проснуться.

15

Вечером Семен, подъехав к дому, осторожно огляделся, прежде чем выйти из машины. Ничего подозрительного. Всех людей, гулявших во дворе, Семен хорошо знал и видел уже тысячу раз. Если кто-то и сидит в засаде с двустволкой наперевес, то этого Семен, как ни смотри, не заметит. Семен захлопнул дверь машины и увидел, что его "SAAB" опять грязный. Семен поморщился. Он терпеть не мог ездить в грязной машине. И дело даже не в Антоне Сергеевиче и представительности его автомобиля, просто Семен ненавидел в жизни две вещи - грязную обувь и грязные машины.