Вирус

Обычно в будние дни я утром увожу Сонечку в садик, а забирает ее Алина и дожидается меня дома. Как правило, позже девяти вечера домой я не возвращаюсь, но бывают исключения. Все зависит от того, когда главный редактор даст отмашку, что номер пошел в печать и срочной работы сегодня уже не будет. Но это только с понедельника по среду, а в четверг и пятницу я работаю на телевидении, готовлю экономические обзоры для итоговых пятничных выпусков «Новостей экономики». По четвергам, и особенно пятницам, я могу приехать очень поздно, бывает, даже после полуночи, поэтому последние два дня на рабочей неделе я езжу на машине, тогда как первые три – на метро. И Алина, золотой человек, всегда дождется меня и топает в ночь домой, хотя я неоднократно предлагал ей остаться и спать в большой комнате. Но Алина всегда уезжает домой, в общежитие. Не знаю, может быть, она думает, что я буду приставать к ней, или боится испортить отношения еще каким-то образом… Но это просто невозможно, ведь я фригиден как валенок.

В моей голове столько материалов и столько всевозможных дел, что до мужских потребностей последние года два не доходило ни разу, хотя я делал попытки: устраивал свидания, приглашал к себе домой дам (когда Соня пребывала у матери), но до секса дело не доходило. Мне становилось невообразимо скучно, я сворачивал беседу и провожал даму домой.

Короче, Алине ничего не угрожает, но она об этом не знает, и я для нее потенциальная опасность в ночи. Ну и пусть. Хотя меня сильно беспокоит, что она ночами шарится до метро и от метро (хотя ей ехать всего две станции, до Рязанского проспекта), но малышка обычно уже спит к тому времени, как я приезжаю, и у меня нет возможности отвозить Алину домой. Нет, когда я приезжаю после полуночи, я вызываю такси и оплачиваю Алине машину, хотя она всегда отказывается. Но тут уж я кремень.

Мать Сони, моя бывшая жена Мария, никакого интереса к Сонечке не проявляет. Меня это злит и даже бесит, но насильно заставить полюбить нашу малышку я не могу. Мария ушла от нас, когда Сонечке было два годика. Она сказала, что жизнь с вечно плачущим ребенком не для нее. Но Соня никогда не была занозой в заднице, если вы понимаете, о чем я. Малышка совсем не капризничает, а ее скандалы первые два года – абсолютно нормальное явление любознательного ребенка, и я бы больше переживал, если бы Соня не проявляла столько детского интереса и не была активной. Нет, с малышкой все в порядке, не в порядке с головой у ее мамы.

И как только меня угораздило жениться на Марии? Я не знаю. Списывать на молодость не стану, от этого брака я получил самое важное в своей жизни – Соню, а дальше мы как-нибудь справимся. И для меня, и для Сони два дня в месяц, которые она проводит с матерью, – сущая пытка. Если бы не Наталья Степановна, мама Марии, я бы не отдал Соню, но бабушка любит внучку, и я знаю, что с бывшей тещей малышка под присмотром. Последний раз, когда Соня была в гостях у бабушки и мамы, с Марией они увиделись лишь один раз – когда Мария прикатила на своей новой машине и отвезла дочь домой, а сама укатила на какое-то суперважное мероприятие, где провисела до понедельника. И Соню из Балашихи рано утром забирал я сам. Короче, Мария – это горе-мать.

Мои родители живут в Хабаровске, откуда я родом. Мама периодически приезжает в гости, а вот отец совсем не может, слаб здоровьем и боится не выдержать перелет. Я все обещаю наведаться на родной Дальний Восток, но никак не могу выкроить ни время, ни деньги. Этих чертовых денег вечно ни на что не хватает, хотя я хорошо зарабатываю. Но и трачу тоже хорошо – ипотека, кредит за машину, который, к счастью, я уже выплатил, стало немного полегче. Но из 96 тысяч рублей 50 тысяч уходит на оплату ипотеки, около пяти – на коммунальные услуги и услуги связи, а остальное – на оплату услуг няни (15 тысяч рублей в месяц, я говорю, Алина – подарок!), бензин, детский сад, жизнь. От Марии я получаю какие-то алименты, но они идут на счет вклада Сонечке, и я не снимал оттуда ни рубля и даже не знаю, сколько там накапало за два года, пока мы в разводе с этой дамой.

Малышка уснула, но мне пришлось разбудить ее, чтобы накормить таблетками, приняв лекарство, она вновь практически мгновенно уснула. Я надел пижаму и лег рядом, вдохнул ее запах. Сонечка была горячая, такая родная и любимая. Я не понимаю, как можно не любить ее? Мне кажется, все люди на планете должны любить мою малышку, и уж тем более ее собственная мать.

Спи, малышка, папа рядом…

– Макс! Ты меня слышишь?

Я потряс головой. Тот последний вечер с Сонечкой так явственно, так ярко загорелся в моей голове, что даже затмил реальность. Промозглый вечер четверга, свет фонаря, сугробы снега с подсохшей коркой, улыбающаяся Соня с фотографии на памятнике. Когда прихожу к Соне, я всегда вспоминаю тот вечер. Самый последний вечер в Сониной жизни, когда я был очень обеспокоенный, но все еще живой и счастливый отец.

– Да, я тебя слышу, Алина, – ответил я. – Но не понимаю, о чем ты говоришь.

– Прости меня, Макс, прости.