Вирус Бога

Сколько времени продолжался этот кошмар – никто потом не мог вспомнить, все были заворожены происходящим и потеряли чувство времени. Пока все монахи не превратились в кровавое зловонное месиво на полу, никто не пытался пошевелиться. Вбежавшие рыцари стояли по щиколотку в этой жиже, которая, в свою очередь, разлагалась, превращаясь в черные хлопья, затем в мелкую серую пыль, медленно тающую в воздухе. По завершению сего ужасающего действа в столовой не осталось ничего, кроме тонкого налета серой пыли, пустой одежды и обуви. Живые, наблюдавшие эту сцену, сидели или стояли, пораженные, с выпученными, остекленевшими глазами.

Карлос кашлянул, потом еще раз, закрыл рукой рот и встал со своего места. Одной рукой он оперся на стол, навалившись на край его всей тяжестью своего содрогающегося в кашле тела. Очнувшиеся соратники, включая Франциска, вскочили и в испуге отпрянули от него. Карлос прокашлялся, убрал руку ото рта, и все с облегчением увидели, что на ней нет крови. Карлос глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

– Братья мои, предлагаю покинуть сию обитель, работа наша здесь, очевидно, завершена. Источник нечестивой заразы уничтожен, равно как и все ее носители, – Карлос тяжело дышал. – Какой же кошмар! – прошептал он, пошатываясь, и направился к выходу из трапезной.

Все последовали за ним, по пути тревожа пыль, что еще недавно была братией монастыря, и стараясь не наступать на оставшуюся от них одежду.

– Прах к праху, воистину, – пробормотал один из священников и перекрестился.

Они вышли на улицу, с наслаждением вдохнули чистый утренний горный воздух. Некоторое время стояли молча, закрыв глаза, возвращаясь к жизни. Придя в себя, увидели рыцарей, что с ошарашенным видом бродили по монастырю, наблюдая, как ветер гоняет пыль и шевелит одежду, оставшуюся от монахов.

Карлос пошел к колодцу, все последовали за ним. Дойдя до центральной площади монастыря, Карлос попросил помочь ему взобраться на колодец, крышка которого была достаточно крепкой и толстой для этого. Поднявшись и оправив рясу, он посмотрел на десятки растерянных людей, стоящих перед ним, набрал воздуха в грудь и громко, чтобы слышали все, заговорил:

– Братья! Сегодня мы одержали победу над злом. Злом, что укрылось в этой некогда святой обители, злом, которое множилось столетиями, отравляя не только округу, но и весь христианский мир. Источник этот породил ту нечисть, которую мы выжигали кострами и каленым железом на пути сюда. Гнездо уничтожено, и оно не станет более причиной появления в нашем мире адских отродий. Благодарю вас всех за службу, за выдержку и перенесенные вами страдания на пути к этой победе. Монастырская казна будет использована для справедливого и заслуженного вознаграждения вас за перенесенные невзгоды, еще раз благодарю! – Карлос жестом попросил помочь ему слезть с колодца.

Новость о вознаграждении оживила солдат и инквизиторов. Карлос распорядился, чтобы монастырь обыскали, собрали в обоз все ценное, включая книги, и подготовили его к закрытию.

Смерть, как венец творения

На следующий день после завершения экспериментов на полигоне, рано утром, Профессор пришел в палатку к «чужим». Он оглядел находящихся в стазисе членов группы, прошелся между кроватями, вернулся к столу, сделал себе кофе и стал ждать пробуждения. Профессору не нужно было никого щипать и трясти, как в прошлый раз, – он знал, что его приход замечен. Утром он все же решился на тест, проверил свою кровь и убедился, что не заражен спорами «Чужака». Покой, в котором он находился в настоящий момент, можно было охарактеризовать, как «нечеловеческий», поскольку человек обычно испытывает разного рода беспокойство, связанное с неуверенностью, страхом, неопределенностью в части будущего или настоящего, некий эмоциональный фон, своего рода «белый шум» души. У него же пространство, где ранее зарождалась эта возня, как будто пропылесосили и проветрили, а уйдя, оставили окна открытыми. Г­де-то глубоко в центре его существа было чисто, свежо и солнечно.

Размышляя, Профессор смотрел в чашку с кофе, наслаждаясь теплом напитка и игрой света на его поверхности. То, что группа проснулась, он уже знал, он их чувствовал и, что удивительно, эта возможность – так чувствовать – его нисколько не пугала. Он не ощущал себя частью группы, она была как бы не совсем в фокусе, от них приходила общая информация о состоянии, наиболее сильных эмоциях и намерениях, но детали были недоступны. Ярким пятном на этом фоне были чувства между Наташей и Юлей, от них шло приятное тепло и, сосредоточив на нем внимание, можно было «погреться» – подобрать другое слово было сложно, внутри растекалось приятное тепло, возникали романтические мысли, порхали бабочки в животе. Профессор улыбнулся, размышляя, хотел бы он, чтобы эта связь между ним и группой обрела детали, стала глубже, хотел бы обрести те возможности, что предоставляет им единство, и с удивлением сам себе признался, что да, хотел бы.