– У тебя в Исламабаде ядерная бомба, или споры сибирской язвы, или что-то в таком духе. Ты хочешь погрузить это в самолет и врезаться на нем в какое-нибудь американское здание и взорвать город, или заразить, или чего там еще. И все в самолете погибнут, так или иначе. Ты держишь нас с Сергеем за дурачков, а зря. Нам понятно, что мы так и так покойники. Так что можешь убить нас сейчас. Валяй. Убей нас, а потом выбирайся из Китая как сумеешь.
Джонс обдумал это предложение. Или просто выждал, пока пройдет злость.
– Очевидно, у вас есть некое контрпредложение? Кроме как поставить вас обоих к стенке?
– Мы готовы взлететь, – ответил Павел, – как только составим план, который гарантирует нам жизнь. – Он обменялся взглядами с Сергеем и кивнул на Зулу. – Нам и девушке.
Зула ощутила странную благодарность – до сих пор ей казалось, что про нее вообще все забыли. Джонс как-то сразу ощетинился: зло и в то же время пристыженно. Примерно такое выражение у него было во время разговора по мобильному у двери самолета.
Почему?
Наверное, подумала Зула, потому, что он и впрямь собирался ее убить. Или просто выкинул из головы. И ничуть этого не стыдился – пока его не уличили.
– Ладно, – сказал Джонс, – раз уж мы заговорили о вашей дальнейшей судьбе. Вы подумали, что будет, если вы останетесь в Китае? Ведь вы ввезли сюда довольно-таки сомнительных личностей.
– Разумеется, мы предпочли бы выбраться из Китая, – признал Павел.
– И поскорее. Потому что Иванова вот-вот вытащат из подвала, установят его личность и выяснят, на каком самолете он прилетел.
– Тоже верно.
– Мы не можем составить международный план полета, потому что тогда на борт поднимется чиновник и захочет проверить паспорта.
– Да.
– Так что мы должны составить план на внутренний рейс, выждать шесть часов, а потом… как бы это назвать приличнее… смухлевать, – сказал Джонс. – Потому что если мы сядем в другом китайском аэропорту, нам крышка. Значит, надо отклониться от курса и сесть где-нибудь, где у нас будут шансы выжить.
– Примерно так, – согласился Павел.
Джонс широко развел руки.
– Так просветите меня, как это можно сделать.
Павел задумался, затем они с Сергеем принялись что-то обсуждать по-русски. Через какое-то время Зуле стало ясно, что это надолго, и она вышла в туалет. Садясь на унитаз, она сообразила, что прошмыгнула мимо зеркала, не глянув на себя, будто отражение – ее враг, с которым неприятно встречаться глазами. Тогда назло всему она повернула голову – туалет был шикарный, с зеркалом во всю стену – и посмотрела себе в глаза. Невероятно, но на нее смотрела все та же Зула Фортраст. Немного потрепанная, конечно. И заметно старше. Не в смысле старая старуха, просто больше повидавшая в жизни. Интересно, что другие в ней находят? Почему Чонгор бросился ее выручать? Почему Джонс таскает ее за собой? Почему Павел и Сергей решили – видимо, заранее не сговариваясь, – включить ее в свою сделку с Джонсом? А главное – почему Юйся пошла ради нее на такое? Не съехать на баркас – это получилось случайно, – а протаранить такси и получить подушкой безопасности в лицо? Ведь хорошего Зула за все время сделала только одно: послала сигнал хакерам на четвертом этаже. А Юйся этого даже не видела. И Ману с другими хакерами – те, кто хоть что-то выиграл, – тоже. Только Чонгор. Хотя, может, он и рассказал другим?
А может, все не так рационально. Может, Юйся и не знает про «SOS» пробкой. Может, все дело в некой сверхъестественной силе вроде благодати, которая пронизывает жизнь людей неведомо для них самих.
И вот тут, в туалете, искоса глядя на свое отражение, Зула пережила мгновение чего-то вроде молитвы. Ее прежние взгляды не изменились, и это не была детская молитва со сложенными ладошками – скорее усилие воли. Потому что если и впрямь есть нечто – благодать, или Провидение, или как там это называется – и оно действует сейчас в мире, то ему нужно срочно посетить баркас, где держат в заложницах Цянь Юйсю, и совершить еще один шаг в загадочной цепочке событий. И если сознательное усилие воли со стороны Зулы может тут как-то поспособствовать, то она хотела, чтобы это произошло.
Она встала, плеснула в лицо воды и вернулась в салон. Павел и Сергей по-прежнему говорили по-русски, увеличивая на экране отдельные участки цифровой карты. Джонс стоял, прижимая к одному уху телефон и заткнув другое пальцем. Вид у него был пришибленный. Он некоторое время говорил по-арабски бесцветным голосом. Джонс не побежден, подумала Зула, просто бесконечно устал. Наконец он нажал отбой.
– Можешь идти куда хочешь, – объявил он, глядя Зуле в глаза.
– То есть?
Джонс уже показал, что способен на подлое ехидство, и сейчас, по всему, был именно такой случай.
– Судно с твоей подружкой…
– Да?
– Исчезло.
– Что-что?
– Ис-чез-ло. Без следа. Не отвечает по рации. Не отвечает по мобильным. Никаких следов крушения. Никаких сигналов «SOS».
– А откуда ты знаешь?
– От ребят, которые высадили нас в доке, – сказал Джонс. – Они вернулись на остров, и судна там просто нет.
Зуле ужасно хотелось показать, как она рада, но прежде надо было еще кое-что прояснить.