Вирус тьмы, или Посланник [= Тень Люциферова крыла]

Они осторожно двинулись по упругой поверхности мхов, покрывающих болотце, к его центру, затянутому ряской и водорослями, и вскоре убедились, что их держит не только мох, но и грязевая трясина! Плащи Ягойой не то уменьшали вес владельцев, не то увеличивали поверхностное натяжение воды — по прикидкам Такэды, привыкшего все анализировать и. объяснять хотя бы для себя.

Но, главное, плащи действовали.

Выбравшись из болота и взойдя на ближайший холм, путники залегли в кустах, на сухих подушках все того же пушистого мха, и стали дожидаться утра. Обоим хотелось спать, но память продолжала прокручивать события прошедшего дня, и призывала к осторожности, хотя в «скафандрах» диморфантов им был не страшен никакой зверь.

— Если Яга хаббардианка и сестра Хуббата, — завел разговор Толя о том, что его мучило, — то она сестра и Вуккубу.

— Логично, — согласился Сухов, думавший о своем.

— Но если Хуббат — триглав, то и Вуккуб тоже?

— Логично.

— Жаль. Мне он нравится с одной головой. Но тогда и Ягойой, то есть Баба Яга, триглав? Горб ее помнишь? Там, наверное, она и прячет остальные головы.

— К чему ты клонишь?

— Да так, рассуждаю. Прослеживается интересная схема злых сил: и баба Яга, и ее братья, и Змей Горыныч — олицетворение зла в русском фольклоре, все они трехголовые монстры. Понимаешь?

— Не понимаю. Ну и что?.

— Я и сам пока толком не понимаю. Только уж очень подозрительно, что зло — трехлико. Кстати, и Соловей-разбойник здесь не одинок, с сыновьями своими тоже троицу образует.

— Не вижу связи. Троица бывает и добрая, положительная.

Спи, утро вечера мудренее, я пока покараулю.

Такэда затих.

Оба уснули почти тотчас же и не заметили, как из-под пня неподалеку вылез маленький человечек, заросший шерстью по глаза, величиной с два кулака, и утащил их узелок с едой.

Наутро первым, что у них исчезла снедь бабы Яги, спохватился Такэда. Причина пропажи выяснилась тут же: из-под пня, в небольшой норе торчал край платка, в который были завернуты пироги.

Никита вытащил платок, нагнулся и проговорил в нору:

— Вылезай, не то заколдую.

С минуту было тихо, потом послышался шорох, и перед глазами удивленных путников предстала маленькая, лысая, опушенная сероседым пухом, головка с глазами-бусинками, широким — до ушей — носом, с бородой и усами, скрывающими рот.

— Лопни мои глаза — гном! — тихонько, прошептал Такэда.

— Вылезай, вылезай, — отступил на шаг Сухов.

— А колдовать не будешь? — неожиданно хриплым басом спросила кроха.

— Не буду, — засмеялся Никита. Сел на мох напротив пня, поджав ноги.

— К-то будешь-то?

— Лесовик я, Жива. — Гном выполз наружу, похожий на постаревшего и поседевшего мохнатого Чебурашку.

Путешественники переглянулись.

— Жива, говоришь? А тот Жива, что у Ягойой ютится, не родственник тебе?

— Брательник старшой.

Такэда фыркнул.

— По-моему, они все тут в родстве, хаббардианцы замаскированные.

— Не-е, — застеснялся лесовик, — не хабдерьянцы мы, лес бережем, чистим, расколдовываем.

— Как это?

Человечек наставил ручонку на мухомор, выглядывавший из-под мха на краю поляны, и тот вдруг лопнул бурым облачком дыма.

Запахло горелым.

— Нежить-ухо, — пояснил лесовик. — Землю ест и рямит.

— Заболачивает, — шепнул Лингвер. — От слова рям — болото с-порослью.

— Не наше оно, — продолжал Жива, — гиблое, все время пищит и струнит, и бухает, жить не дает.

— Струнит? — Такэда посмотрел на Сухова. — Не слишком вразумительно.

— Эта «нежить-ухо» связана с Чертовым Кладбищем, — нахмурился Никита.

— Видимо, рождена демонической радиацией. По сути, подслушивающее устройство демонов и одновременно эффектор, разъедающий трехмерность. Вот почему здесь так много болот.

А лесовики с ними борются, в меру своих сил, конечно. Интересно, кто их оставил и как давно? И много вас. Жив-то? — обратился танцор к лесовику.

— Не-е, — сожалеюще ответил старичок, — совсем мало осталось, дюжины две на Порубежье. Померли все, старые, а юноты нету.

— Кто же вы, откуда взялись?

Лесовик вздохнул совсем по-человечески, провел ладошкой по лысине.

— Забытые мы, никому не нужны…

— «Мы — забытые следы чьей-то глубины», — негромко продекламировал Такэда. — Есть у Блока такие строки: «Зачумленный сон воды. Ржавчина волны. Мы — забытые следы чьей-то глубины».

Да-а, повеселилась здесь свита Люцифера, много зла оставила в наследство Руси. Видно, и маг, к которому нас направили, не справляется. Вовремя ты здесь появился, Посланник.

— Ас? — подался вперед лесовичок, подставив к уху ладошку. — Не ослышался я, часом? Ты Посланник будешь?

— Он самый, — подтвердил Толя.

— Ой, радость-то какая! — Старичок вдруг заплакал и засмеялся одновременно, клубком прокатился по земле, не шевельнув ни одной травинки, и скрылся в своей норе.

— Вот не чаял дожить, — донеслось оттуда, и все стихло.

— Псих, — сказал Такэда, встретив взгляд Сухова. — И ворюга.

— Не обижай маленьких, — покачал головой тот. — Они слишком долго ждали перемен, не в силах совладать с деструкцией пространства собственноручно.

— Все равно он не воспитан. Хотя лично мне симпатичен.

Что теперь есть будем?