Вирус тьмы, или Посланник [= Тень Люциферова крыла]

— Кто знает, что такое «плохо» по мысли Вуккуба? Может быть, все еще впереди?

Разговор на время прервался. Оба попытались освободиться от оков, но напрасно: металлические скобы крепились на штырях вмурованных в камень, выдернуть их без инструмента не пред ставлялось возможным. Такэда сдался первым.

— Как ты думаешь, зачем «чекисты» доставили нас сюда? От же ликвидаторы, профессионалы по мокрым делам, а не по задер жанию.

— Значит, свыше поступил приказ взять нас живыми. И я догадываюсь, кто его отдал.

— Гиибель.

— Точно. Толя, для меченоши ты слишком догадлив, это тебя погубит.

— Я знаю. Наконец-то и ты меня оценил. Но у меня возникло сомнение насчет мага: если это его мир, почему он не вмешался?

— Яросвет? Все просто: я должен доказать, что я Посланник.

Настоящий Посланник сумел бы за себя постоять, а слабак… — Никита нехотя улыбнулся. — Что он может сделать?

— Речь не мальчика, но мужа.

— Не иронизируй. У меня тоже появилось сомнение. Если нас взяли по приказу Гиибели… странно…

— Что именно? Говори яснее.

— Сначала я подумал, что мы в Гашшарве.

— Где?

— В мире, в котором обитает Гиибель. Но это не Гашшарва, обычные три измерения… плюс слабый магифон… Эх освободиться бы!

— Что это даст? Ни одежды, ни оружия… перстень тоже отняли? Ну вот… и хохху отобрали. Жаль, мы не догадались попросить у бабы Яги шапки-невидимки, наверняка они у нее есть. А сама она не…

— Помолчи, — оборвал Никита разговорившегося инженера, закрыл глаза, сосредоточиваясь.

— Это я так мандражирую, — не обиделся Толя и замолчал, глядя на Сухова с надеждой и сомнением.

Никита дождался волны боли, омывшей все тело и освободившей душу от оков цлоти, напрягся и «вышел» из тела. Теперь он видел то, что не мог видеть, будучи прикованным к стене. Второе «я» — экзосоматическая система, которую когда-то окрестили душой, — подчинялась воле неохотно, однако пожелания Сухова выполняла.

Сначала он облетел камеру в надежде найти контур двери, через которую их сюда затащили. Контура не было. Дверью мог быть любой блок, из которых были сложены стены. Тогда «Сухов-2» проник сквозь решетку в потолке в вентиляционную шахту диаметром всего в двадцать сантиметров и, чувствуя, как слабеет связь с телом, попытался пробраться по шахте наружу. Это ему удалось не сразу — к тому же пропала острота зрения. Преодолев панику, он все же продолжал путь, но вдруг оглох и совсем перестал видеть.

Вот тут он испугался по-настоящему!

Как он добирался обратно и входил в обмякшее тело, в памяти не отразилось. Очнулся же, как и в первый раз, от боли в затекших суставах. Застонал, открывая глаза. Пол качался, стены норовили наклониться и задавить, потолок — упасть на голову, гул крови стоял в ушах гулом бешено несущегося поезда…

— Спокойно, все в порядке, — долетел чей-то тихий голос.

Никита успокоил сердце и пришел наконец в себя. «Землетрясение» прекратилось, но стены продолжали давить, угрожать, излучать холод и угрюмое презрение.

— Ну что? — спросил Такэда. — Где мы?

— Все там же, — прошептал Никита. — Не могу выйти в эйдос, стены чем-то пропитаны… ненавистью, скорее всего, заколдованы.

Стоит только раскачать нервную систему, начинается жуткий мыслепрессинг. Но мы не на Земле.

— Это я и сам понял, сила тяжести чуть меньше.

— Нет, я хотел сказать, мы не на планете с темпоралом, аналоге Земли, мы вообще на другой планете. Может быть, в Солнечной системе, может, у другой звезды.

Озадаченный Такэда переступил с ноги на ногу.

— Если так, удрать отсюда на Землю невозможно.

— Подожди с выводами, я сейчас отдохну и попытаюсь еще раз. — Сухов закрыл глаза и расслабился, Стоял он так минут пятнадцать. Потом глубоко вздохнул и начал играть мышцами, как бы массировать их изнутри, сначала на руках, на груди, спине, потом на животе и ногах. Еще раз вздохнув и не отвечая на взгляды Толи, напрягся весь так, что превратился в статую атлета с мышцами, готовыми лопнуть от напряжения.

И вдруг оделся с ног до головы в сетчатый ореол голубого свечения.

С жестким металлическим стоном лопнули, стержни, державшие скобы с зажатыми в них запястьями. Никита упал на колени, но тут же поднялся и, продолжая светиться, подошел к Такэде. Взялся за стержень.

Лицо его было не бледным, а как бы прозрачным, сквозь кожу проступил даже рисунок вен, и Толя ощутил невольно холодок страха, встопорщивший кожу на затылке. С треском стержень сломался, за ним второй. Ни слова не говоря, Никита повозился со скобами, выдернул из них штифтовые замки и лишь после этого сел на пол, в изнеможении прислонившись спиной к стене. Свечение втянулось в его пальцы, уши, нос, волосы, кожа сделалась гусиной, шершавой и холодной.

— Отличная работа! — сказал Такэда бодрым голосом. — Жаль, что не могу предложить тебе шампанского.

— Сейчас, — невпопад и невнятно ответил Никита; глаза его ввалились, потемнели, но продолжали мерцать упрямым пламе нем. — Это экстрарезерв всего-навсего, Весть не работает, нет пол питки. Нам бы только выбраться отсюда.