Вирус тьмы, или Посланник [= Тень Люциферова крыла]

— Нет, этот змей одноглавый, — сказал Никита. — И очень похож на того, что-стерег замок в нашем сне. Но размеры действительно впечатляют. Видать, хорошенькие здесь игрушки спрятаны, если такого зверя сторожить Городище оставили. Но жругров тут нет.

— Ты говоришь об этом с сожалением.

— Если бы на этой свалке нашелся жругр, мы не искали бы его в других местах.

— Значит, мечту свою оседлать жругра ты не оставил?

Сухов не ответил, и Такэда обратился к Рогдаю:

— А зачем Городище стеречь? Это же кладбище, кладбище машин… э-э, самобегающих и самолетающих повозок.

— Некоторые из них оживают, — вставил свое слово Добрагаст, похожий на первого проводника, как две капли воды: такой же русый, бородатый и усатый, голубоглазый и широкоплечий. Разве что чуть моложе и веселей. — Лонись ожило чудовище с огненным глазом, выползло отсюда и на сельцо Моськва налетело, все пожгло да подавило. Хорошо, Мстиша с дружиной подоспел. Вот и стерегут.

— Да, страшненькое наследие войны, — тихо сказал Никита. — Мины да снаряды, бомбы да патроны, разве что магического происхождения. Я тоже чувствую кое-что, источники энергии, например. Значит, не все механизмы тут мертвы.

— Наверное, такие свалки есть на всех Мирах, где происходили Битва, так сказать, в Мирах Армагеддона.

— Поехали, друга, — напомнил Рогдай, не понимавший, о чем говорят гости. — Места здесь небезопасные, часто бродят кочевники или орды звероловов, да и нечисть проникает через Огнь-реку.

— Да, а почему ее назвали Огнь-рекой? — полюбопытствовал Такэда. — Вода, как вода, не горит.

— А вы не заметили, что вода в реке течет в противоположные стороны? Стоит кому-нибудь перейти — не переплыть, плыть в той воде невозможно — границу водораздела, как сразу человек, зверь или рыба вспыхивают, загораются. И сгорают!

— Интересно! — Познавательная страсть Такэды получила новую порцию информации. — Вероятно, воды реки имеют примеси, загорающиеся при смешении. Но почему тогда не горит, сама середина, граница водораздела?

Рогдай не ответил, тронул поводья, и его конь легко сбежал с холма на равнину. Добрагаст последовал за ним, только копыта простучали по земле: ничто не звякнуло, не громыхнуло в снаряжении воинов, хотя оба несли на себе множество доспехов и оружие.

— Толя, — сказал Никита необычным тоном, извиняющимся и одновременно решительным и мрачным, — похоже, нам пора расстаться. Дальшб тебе ходу нет.

Такэда сначала подумал, что Сухов шутит, но, глянув на его лицо, понял: заявление серьезно.

— Неужели я так надоел?

Никита поморщился.

— Я пойду в такие края, где сам могу не уцелеть, несмотря на паранормальные способности.

— Ах, вот оно что. — Такэда слегка опечалился. — Грешным делом я думаю о тебе плохо, извини. Но я пойду с тобой, пока смогу идти, а там посмотрим.

— Но это же глупо — идти на верную гибель! Зачем тебе такой риск?

— Я понимаю, — сказал Толя совсем грустно, — выглядит это действительно не очень умно, однако ты плохо знаешь японцев вообще, а меня в частности. Если ддя европейского сознания важен результат, то для японского менталитета — процесс. То есть, прежде, всего, процесс постижения, приближения к истине. В принципе, идеал не столь интересен, как путь к нему.

Никита покачал головой, задумался. Потом улыбнулся, тронул коня.

— Ты неисправим самурай. Может быть, поэтому я и терплю тебя?

Легкая усмешка тронула губы Такэды, в слове «терплю» он легко угадал другое слово — «люблю», но танцор вряд ли произнес бы его вслух. Как и он сам. В сущности, не главное — что мы говорим, главное — как мы это говорим. Не говоря уже — что думаем при этом. Надо лишь научиться видеть.

Они догнали провожатых на равнине, представляющей собой лесостепную зону умеренных широт. Пахло травами так, как нигде на Земле, что впрочем было неудивительно: видовой состав трав здесь был иным, да и намного богаче.

Истекали вторые сутки скачки от Огнь-реки вглубь Свентаны — Святой Руции — Руси, и только специальные усилия диморфантов позволили новоявленным всадникам выдержать темп и сохранить их седалища от мозолей, потертостей и прочих прелестей, ждущих неопытных кавалеристов на марше.

В первый же день пути, им пришлось сражаться с отрядом самых натуральных кентавров, вооруженных пиками и дротиками, а потом отражать наскок Диких Воев — по терминологии Рогдая, которые в общем-то были просто разбойниками, ищущими легкую добычу. Но четверо всадников оказались им не по зубам, и банда смылась, потеряв троих вояк, одетых в кожаные латы, не спасающие от мечей. В этой стычке Никита продемонстрировал свое умение драться без оружия, восхитив дружинников Мстиши, и в свою очередь впервые не в тренировочном зале, а в боевых условиях, что такое «сеча Радогора», хотя, вероятнее всего, система боя на мечах здесь называлась иначе.