Вирус тьмы, или Посланник [= Тень Люциферова крыла]

Гости смотрели бы на портрет долго, если бы не раздавшийся смех: в горницу вошла давешняя красавица, успевшая сменить сара фан на обтягивающее тело платье из зеленой парчи, а сандалии и туфли без каблука из какого-то горящего, как пламя, материала.

— Нравится?

Гости кивнули, онемевшие. Данила улыбнулся добродушной и одновременно лукавой улыбкой.

— Знакомьтесь, моя жена, Лада. Названа так по имени богини браков, любви и веселья.

Такэда, искоса глянув на Никиту, поклонился, представил танцора и представился сам. Он тоже обратил внимание на поразительное сходство Лады и Ксении, но помнил и другую Ладу — Заавель, второе «я» Гиибели.

— Будем ужинать, — объявила жена камнереза. — Данило, зови гостей в трапезную. — Похоже, она не смущалась тем, что гости общаются двойными голосами. А может быть, законы здешней физики — магифизики допускали еще и не такие парадоксы и чудеса.

Никита подошел к высокому комоду из светлого дерева, украшенному инкрустациями из камня, напоминающего желтый малахит. На комоде располагалась целая коллекция удивительной красоты изящных каменных чаш, кубков, бокалов и стаканов. Некоторые из них по верху были ажурными, с орнаментом тонкого изысканного рисунка, а стенки других были столь тонки, что становились прозрачными, чуть ли не светящимися, вызывая восторг и восхищение. Ни один, из стаканов, чаш и кубков не повторял формы соседних, и все они были сделаны из разного камня, лишь два из которых Никита распознал: яшма и малахит. Остальные были незнакомы.

На втором комоде, чуть ниже первого, красовалась еще одна коллекция каменных изделий: фигурки зверей, людей, сказочных, а может быть, и реально существующих в данном мире созданий, химер и драконов. Над комодом на огромном ковре висело оружие: мечи, сабли, бердыши, дротики, копья-сулицы, кинжалы, — все с рукоятями, украшенными изумительной работы резьбой и драгоценными камнями.

— Да-а! — только и сказал за спиной Сухова Такэда, также увлеченный созерцанием.

— Ваша работа? — кивнул на комоды Никита.

— Малая толика, — погладил бороду камнерез. — Нравится?

— Более совершенных не видел! Ими можно любоваться часами, в каждом говорит душа камня.

Данила прищурился оценивающе, понял, — гость говорил не только о камне, но и о душе мастера.

— Идемте, истоплю вам баню. Потом поужинаем и побеседуем.

Процесс мытья в бане, длившийся больше часа, подействовал на гостей благотворно и расслабляюще, и они почувствовали себя как дома. Тревоги и заботы отступили на второй план, пришло ощущение полной безопасности, комфорта и спокойствия, которого они давно уже не знали.

— Сто лет не испытывал такого кайфа, — признался Никита другу, когда они блаженствовали в предбаннике, завернутые в огромные льняные полотенца.

Но еще больший кайф ожидал их в трапезной. Такого обилия вкусной и в общем-то практически незнакомой еды ни Сухов, ни Такэда в жизни своей не видели.

Спиртовых настоев и вообще алкоголя этот мир не знал, и вместо вина хозяин налил гостям вареного меда, от которого у пьющих голова оставалась ясной, но отказывали ноги. Закусывали яствами, о которых гости не имели понятия, пока хозяйка не открыла секрет: черемшой квашеной, щавелем с орехями, листьями лопуха с рыбой, репой пареной, корзиночками с сыром домашним, творогом с цветками одуванчика, морковными блинами и голубцами из подорожника.

На первое им лодали борщ по-огородничьи, рассольник и уху — на выбор. На второе — расстегаи с ливером и грибами, с аппетитно зажаренной корочкой, окорок копченый, пельмени с мясом и творогом, перец фаршированный, маринованный стахис. И запивалось все напитками из поленики, лесной ягоды с запахом ананаса, похожей на мелкую малину, а также морсом из костяники и морошки, и еще квасом из черемухи.

После ужина у гостей едва хватило сил поблагодарить хозяйку за угощение, похвалить ее искусство кулинара, а Такэда добавил:

— Никогда в жизни не едал ничего вкуснее и долго теперь не забуду.

Никита, сказавший всего два-три слова за весь обед, старался на Ладу не смотреть, но взгляд его, как магнитом, притягивался к ее лицу, то и дело сталкиваясь с ответным взглядом женщины, улыбчиво-спокойным, умным, внимательным, с лукавинкой и грустинкой, причину которой мог знать, наверное, только муж. Никита отметил этот факт для себя и вспомнил о нем, лишь когда Лада попрощалась с ними, пожелав спокойной ночи, и ушла в спальню. Однако он долго не решался задать вопрос Даниле, ведущему неторопливую беседу с Толей. Такэда, знавший обычаи многих народов, никогда сразу не заводил разговора о том, что его интересует, по его мнению, это было невежливо.

Они ушли из трапезной в горницу, хозяин зажег люстру со свечами, плафоны которой тоже сделал сам из дымчатого хрусталя, и комната превратилась в дворец, полный тайн и чудес. Наконец камнерез заметил некоторую стесненность второго гостя и, блеснул проницательными, светящимися по-кошачьи глазами, спросил:

— Вас что-то смущает, Никита Будимирович? Вы смотрели на жену так, будто боялись ее.