Вишня во льду

Он рассказал про поездку в Питер и Москву, о встрече с коллекционером Соболевым, купившим ворованного Фалька, о богатеньком папике, которого подцепила Алена Богданова, и о том, что тот вывел его на фотографа Двиницкого, скорее всего, того самого, кто был последним, видевшим Куинджи в галерее.

– Здорово, – искренне сказала Ксюша. Глаза ее теперь отливали синевой. Фиолетовые всполохи, вызванные гневом, бесследно исчезли. – Ты молодец, Витя! Я с самого начала была уверена, что во всем виноват этот фотограф. Нужно его найти и прижать хорошенько.

– Вот праздники кончатся, поеду в Москву и прижму, – пообещал Дорошин. – Думаю, что это – действительно след, который приведет нас к похитителю.

– Держи меня в курсе, – потребовала Ксюша. – Мне интересно.

– Обязательно, – улыбнулся он, чувствуя, как змея раздражения уютно сворачивается кольцами и засыпает, убаюканная Ксюшиным неравнодушием.

– Ты знаешь, мне все-таки кажется, что в этом деле не обошлось без Ленки.

– Какой Ленки? – не понял Дорошин.

– Да Золотаревой, боже ты мой, – снисходительно пояснила Ксюша. – Конечно, она тебе сказала, что ни при чем, да еще и в доверие втерлась, когда вы по командировкам раскатывали. Я тоже сначала поверила и начала на Аленку грешить с ее внезапным обогащением, но теперь, когда выяснилось, что она любовника старенького подцепила, мне понятно, что она тут ни ухом ни рылом. Так что точно Ленка, больше некому!

И снова Дорошину резанула ухо нарочитая грубость фразы, так не вязавшаяся с Ксюшиным обликом. И на защиту Золотаревой ему отчего-то захотелось встать грудью. Наверное, оттого, что она, в отличие от Ксюши, сразу приняла и полюбила Габи.

– Ладно, ты не обижайся, но я поеду. – Ксюша ловко вылезла из постели и деловито начала одеваться, повернувшись к Дорошину совершенной попкой. – Я Алику сказала, что маму с бабушкой хочу проведать. Не то чтобы он стал это проверять, но повидать старушек действительно надо, а то я их еще с Новым годом не поздравила. Я им такие подарки купила в Праге, закачаешься! Нет, все-таки Европа – это не наши захудалые выселки. Там все совсем по-другому.

Дорошин вдруг напрягся. Ксюшино щебетанье наложилось на какое-то воспоминание, связанное со вчерашним разговором с Еленой. Что-то та сказала очень важное, что имело отношение к проводимому Дорошиным расследованию, но что именно, он сейчас не помнил. «Нужно будет завтра постараться вспомнить контекст того разговора, – наказал он себе. – Глядишь, и вспомнится что-то конкретное».

– Все, я побежала. Выпускай меня мимо твоей собаки Баскервилей. Надеюсь, она не сожрала мою шубу.

– Я тоже надеюсь, – пробормотал Дорошин, запустил в комнату изнемогающую Габи, ловко выставил в коридор Ксюшу, захлопнул дверь, чтобы избежать новых воплей, накинул ни округлые плечи невесомую шубку, терпеливо дождался, пока она натянет сапожки. Чмок, чмок, хлопнула входная дверь, и монитор домофона показал стремительно удаляющуюся легкую фигурку.

«Боже мой, как же хорошо, что она у меня есть, – подумал Дорошин. – И как же хорошо, что сегодня она уже ушла».

Он внезапно подумал, что не сказал Ксюше о том, что завтра собирается ехать с Еленой за город, смотреть изразцы. И не потому, что не хотел, а потому, что ему это даже в голову не пришло. И в этот момент почувствовал себя окончательной скотиной.

Следующее утро выдалось морозным. Очень морозным. Столбик термометра утвердился на отметке в минус двадцать семь и, судя по всему, не собирался прекращать своего победного шествия. Прогноз обещал в следующие дни до минус сорока, и если сначала Дорошин раздумывал, а не отложить ли им свое путешествие на пару дней, то потом передумал, поскольку до конца выходных потепления точно не планировалось.

Прогрев машину, запустив в ее теплое нутро поджимающую на морозе лапы Габи и не поддавшись искушению надеть вместо привычного пуховика дядькин тулуп, он отправился за Еленой. Та, несмотря на холод, уже ждала его на улице, замотанная шарфом чуть ли не по брови, уже покрытые густым инеем от замерзающего дыхания. В руках она держала знакомую Дорошину дорожную сумку, ту самую, с которой ездила в командировку.

– Это я прихватила термос с горячим чаем и бутерброды, – пояснила она, пристраивая сумку в ногах. – Привет, моя девочка, привет, моя хорошая. – Елена повернулась назад и гладила жмурящуюся от счастья, ластящуюся к ней Габи. Вытащила руку из пуховой варежки и протянула собаке мозговую косточку, видимо только что вытащенную из кастрюли с супом, и только после этого посмотрела на Дорошина. – Здравствуйте, Виктор Сергеевич.

– В вашей табели о рангах я значусь гораздо ниже, чем Габи, – засмеялся он. – Но меня это не обижает. Собаки лучше людей. Да и вообще за те несколько дней, что эта псина живет со мной, мне уже начало казаться, что она еще и гораздо умнее меня. По выражению ее глаз, она сама об этом отлично знает, но тактично молчит, чтобы меня не смущать.