Вишня во льду

Спустя полчаса Дорошин действительно уже лежал на собственном диване в, к счастью, протопленной с утра гостиной-кухне. Как именно он спускался по лестнице в управлении, садился в машину, как ехал по заснеженным и не до конца отпущенным морозом улицам, он не помнил. В памяти остались лишь обрывки весело скачущей вокруг него Габи, прохлады расстеленной постели, легкой горечи растворенного в кипятке пакетика Терафлю с лимоном. Елена заставила его выпить всю кружку, до капли, после чего он откинулся на подушку и закрыл наконец глаза. Последнее, что он помнил, была собака, лижущая ему лицо.

Дорошин то ли проснулся, то ли очнулся, когда в комнате было темно.

«Интересно, сейчас вечер или уже ночь», – лениво подумал он, прислушиваясь к собственным ощущениям.

Голова была ясная, хотя легкая слабость все-таки ощущалась. Он поднял руку и потрогал собственный лоб. Холодный, значит, температуры нет. Интересно, сколько времени он спал?

Вокруг ощущалась некоторая странность, хотя Дорошин никак не мог взять в толк, в чем именно она заключается. И вдруг сообразил. В комнате было тепло, хотя топленная с утра печь по законам физики давно должна была остыть. Или он спал совсем недолго?

Дорошин сел на кровати, пытаясь оглядеться в темноте. Из окна в комнату робко заглядывал тонкий, неверный, не освещающий, а скорее серебривший пространство свет луны. И в этом свете Дорошин увидел Елену, свернувшуюся калачиком в широком кожаном кресле, стоящем у печки. В ногах у нее спала Габи.

Видимо, женский сон был очень чуток, потому что от сделанного Дорошиным движения Елена сразу проснулась. Вскинула голову, вскочила с кресла, готовая подбежать к нему.

– Что, Вик? Тебе что-то нужно?

– Не стоит беспокойства. – Дорошин чувствовал себя крайне неловко. – Честное слово, у меня все в порядке, и даже температура упала. Сколько времени, Лена?

Она посмотрела на элегантные, хотя и старенькие часики, украшавшие запястье. Дорошин вдруг понял, что они, скорее всего, мамины, оставшиеся на память после гибели родителей.

– Полчетвертого.

– Это я что, проспал чуть ли не пятнадцать часов?

– Ну да. – Она пожала плечами. – Для гриппа это нормально. Ты спишь – болезнь уходит. Да и нервное напряжение, в котором ты находишься, несомненно, сказывается.

– А у меня есть нервное напряжение? – Дорошин вдруг засмеялся.

– Есть. Пусть ты даже и не хочешь себе в этом признаться. – Елена пожала плечами. – Ты похож на натянутую тетиву лука, Вик. Когда я впервые тебя увидела, то именно это сравнение пришло мне в голову первым.

– У тебя очень образное мышление, – буркнул Дорошин, вспоминая обстоятельства их первой встречи. Он тогда был под впечатлением от увиденной им впервые Ксюши, раздумывал, как бы закрутить с ней романчик, и Елена ему тогда совершенно не понравилась, показавшись мымрой и грымзой. Дурак он был, что тут еще скажешь?!

– А ты почему домой не ушла? – спросил он. – Спишь, сидя в кресле. Да еще и заразиться можешь.

– У меня сделана прививка от гриппа. – Елена все-таки подошла к нему, деловито потрогала лоб, подоткнула одеяло, присела на край кровати. Проснувшаяся Габи с интересом следила за ними, блестя в темноте глазами. – Как бы я оставила тебя одного, практически в беспамятстве? А если бы тебе хуже стало? Я раз в час обтирала тебя уксусом, чтобы сбить температуру, поила с ложечки, вечером печь протопила, чтобы комната не выстыла.

– Поила с ложечки? – Этого обстоятельства Дорошин не помнил и вдруг отчаянно покраснел. Жаркая волна залила ему лоб, щеки, шею, и он мог только радоваться, что в комнате достаточно темно, чтобы это было незаметно.

– Ну да. При температуре происходит обезвоживание организма. Поэтому пить очень важно. Я делала воду с лимоном и поила тебя. Вот.

Дорошин внезапно вспомнил, как в детстве, когда он внезапно заболевал, родители привозили его к бабушке, сюда, вот в этот дом. И он оставался на несколько дней, и бабушка обкладывала его подушками, так же подтыкала одеяло, варила морс из клюквы или брусники, разводила в нем домашний крахмал, чтобы получился кисель, который маленький Дорошин обожал, и тоже поила его с ложечки, меняя на голове прохладный компресс и произнося какие-то бессмысленные, но очень ласковые слова. Ну почему, почему из всех людей на земле именно Елена Золотарева вызывала у него стойкие ассоциации с детством, с любящей крепкой семьей, которой у него потом так и не случилось, как он ни старался?

Ее распущенные русые волосы казались в лунном свете серебряными нитями. Он протянул руку и потрогал их кончиками пальцев, густые, шелковистые, мягкие.

– А ты похожа на луну, – сказал он. – Но я не сразу это понял. Только сейчас.

– А мое имя происходит от слова «селена», – засмеялась она. – Так греки называли лунный свет. Так что если тебе хотелось быть оригинальным, то у тебя не получилось.