Visum et Repertum

Наиболее известный рассказ о несчастном самоубийце из Бреслау в Силезии (современный польский Вроцлав) содержится в сочинении английского философа и поэта Генри Мора (1614–1687) Art Antidote against Atheism, or an Appeal to the Naturall Faculties of the Minde of Man, whether there be not a God («Антидот против Атеизма, или Воззвание к Естественным Способностям Человеческого Разума в вопросе существования Бога», Лондон, 1653). Мор, который принадлежал к школе кембриджских неоплатоников (искавших гармоническое единство религии и разума), заимствовал эту историю из предисловия силезского врача и философа Мартина Вейнриха (1548–1609) к трактату итальянского гуманиста Пико делла Мирандолы Strix Sive De Ludificatione Daemonum («Ведьма или Глумления Демонов», 1523). Предисловие не было напечатано при жизни Вейнриха, однако в 1612 г. его брат Карл опубликовал текст вместе с сочинением Пико (Joh. Francisci Pici Mirandulae Domini Concordiaeque Comitis Strix Sive De Ludificatione Daemonum

, Страсбург, 1612). Отсюда рассказ проник в исторические труды, посвященные Силезии, например Schlesisches Historisches Labyrinth («Силезский исторический лабиринт», Лейпциг-Бреслау, 1737) Христиана Штифа (Stieff), а затем и в известный сборник легенд немецкого библиографа и собирателя народных преданий Иоганна Грассе (1814–1885) Sagenbuch des Preu-fischen Staates

(1868–1871). Рассказ о сапожнике из Бреслау приводится по второму, дополненному изданию сочинения Мора, кн. III, гл. VIII (1655).

Достопамятная история Сапожника, жителя Бреслау в Силезии, который перерезал себе горло в году 1591

Я уделил так много места нижеследующему Рассказу частью по той причине, что он является весьма недавним, так что любой, кто сомневается в подобных вещах, может убедиться в его истинности, частью же потому, что он стал притчей во языцех; учитывая все обстоятельства, мы едва ли найдем что-либо похожее у Сочинителей. Будет ли он в новинку, мне не ведомо, однако эти Известия, которые приведены Мартином Вейнрихом, силезским Врачом и Философом, и присоединены в качестве Предисловия к Strix

или De ludificatione Daemonum сочинения Пико Мирандолы, кажутся сами по себе убедительными.

Историй две и они очень знаменательны, и тем более достойны доверия ввиду того, что случились они во времена Рассказчика, за несколько лет до того, как он их записал, в его собственной Стране; и вдобавок он всеми представимыми способами заверяет их подлинность.

Первая из них такова. Некий Сапожник, живший в одном из главных городов Силезии, утром в Пятницу, 20 сентября года 1591, в дальней части дома, примыкавшей к небольшому Саду, перерезал себе горло Сапожным ножом. Его Семья, желая скрыть непотребство этого события и избежать позора для вдовы, сообщила, что он умер от Апоплексии и, отказывая всем друзьям и соседям в посещениях, тем временем омыла его и так красиво уложила вокруг него покрывала, что все, кто видел его после, как например Священник и другие, были совершенно уверены, что он умер от этой болезни, и потому были устроены достойные похороны с надгробной Проповедью и прочими церемониями, подобающими его положению и репутации. Не прошло и шести недель, как поползли слухи, что он умер не от болезни, но насильственно наложил на себя руки, и Магистрату того места пришлось привести всех, кто видел тело, к краткому допросу. Те на первых порах по возможности хитрили, произнося множество прекрасных Слов в адрес покойного, дабы снять с него любые подозрения в возможности столь гнусного деяния, но когда сильнее воззвали к их совести, они наконец признали, что он умер насильственной смертью, но просили оказать благоволение и милосердие его вдове и детям, которые не были ни в чем повинны; они добавили также, что никто не знал, погиб ли он по причине какой-либо посторонней неприятности или самолично наложил на себя руки в неодолимом припадке ярости или безумия.

Затем Совет принялся решать, как следует поступить. Вдова, прослышав об этом и опасаясь, что будет вынесено суровое решение, которое навлечет позор на нее саму и на ее мужа, и подстрекаемая к тому несколькими кумушками, обратилась с великой жалобой на тех, кто распускал эти россказни о ее муже, и поклялась призвать на них Закон, искренне утверждая, что пустые сплетни и безосновательные обвинения недоброжелательных людей еще не являются причиной, по которой следует выкопать тело ее мужа и поступить с ним так, словно он был Колдуном или Самоубийцей. Эта смелость и настойчивость женщины, хотя и после установления фактов, в известной мере повлияли на Совет и заставили его отложить решение.