— Я хотел с тобой поговорить… Саша.
— Говори, — Сашка улыбнулась. — Заварить тебе чая? Пошли на кухню, там хоть трусы где попало не валяются…
Она вышла в коридор вслед за Егором, заперла дверь и ключ положила в карман. Пусть побегают, козы, за ключом.
— Я летом на Сакко и Ванцетти насобирала липы. Знаешь, как она цветет! Пчелы просто с ума сходят… Сплошной гул стоит… И пахнет, пахнет липой по всей улице, и в комнате пахнет, если окна не закрывать…
— Ты летом домой не ездила?
— Ездила на две недели… А так у нас была практика… Ничего особенного, вишню собирали, — Сашка говорила легко, в этот момент ей самой казалось, что лето с липой и вишней было простым и беззаботным, настоящим студенческим летом. — Я на вишню потом смотреть не могла. И липы насушила целую жестянку. Тебе после холодной воды — самое оно.
Она поставила чайник.
— А как ты оказалась на берегу? — спросил Егор, протирая тряпкой клеенку на столе.
— Гуляла, — коротко ответила Сашка. Подняла крышку большой жестяной банки, вдохнула запах липы. — Вижу — вы барахтаетесь… Как он, такой пьяный, на мостик-то поднялся?
— Не такой уж он был пьяный, — сказал Егор. — Просто… Ну понимаешь.
— Позор, — коротко сказала Сашка и подумала, что за несколько минут до происшествия на реке сама смотрела на мостик, примериваясь.
В чашках запузырился кипяток, сухие липовые цветки начали стремительно набухать, над столом поплыл замечательный запах.
— Здорово, — Егор принюхался, его ноздри вздрогнули. — Саш… А кроссовки ты зачем сняла? Там, на берегу?
Сашка поставила чайник на место. Сняла с полки сахарницу с отбитой ручкой.
— Честно говоря… А что мне было делать? Хотела, наверное, за вами нырять… Спасать, — она криво улыбнулась, не глядя на Егора.
— Спасибо, — помолчав, сказал Егор.
— Да за что?
Егор придвинул к себе чашку, положил ладони на теплый фаянс:
— Это Степка. Задолбал со своими истериками… Каждый день вещи собирает, домой, говорит, еду! Каждое утро разбирает опять. Послал матери телеграмму… Мать перенервничала, только о нем и думала, наверное, и вот — улицу переходила, под машину попала, теперь в больнице лежит с сотрясением. У Степки еще брат есть, старший… Я с ним по телефону говорил. Он говорит — Степка с детства истерики закатывает, мать пугает. Из пионерлагеря письмо прислал, что их крысятиной кормят… Вот. Брат-то думает, что он опять выламывается, придумывает всякое, не хочет в самостоятельную жизнь, хочет у мамы под крылышком. А я… понимаешь, Саш, я-то брата Степкиного слушаю — по телефону… И поддакиваю! Да, говорю, у нас хороший ВУЗ, нормальные условия… Понятно, конечно, общага — это не дома… А Степке говорю потом: что же ты делаешь, идиот. Мать пожалей хотя бы. А он… Видишь как.
— Вижу, — сказала Сашка. — Он учится?
— Какое там! Наша препод по специальности, Ирина Анатольевна, его на каждом занятии дрючит, докладную обещает подать куратору…
— «Обещает», — горько повторила Сашка. — Я один только раз занятие пропустила… случайно. А наш Портнов сразу докладную написал. И… — Сашка махнула рукой. — Скажи этому Степке, что если не сдаст зимнюю сессию…
Она запнулась. Не хотелось вслух говорить то, что вертелось на кончике языка.
— Ты здорово его вытащил, — улыбнулась, меняя тему. — И откачал лучше любой «Скорой». Где научился?
Они сидели на кухне часа два с половиной. Егор прогулял философию и математику. Кто-то приходил, уходил, курил, смеялся, пахло подгоревшим молоком; Егор уверял, что липовый чай, и только он, спасет его от неминуемой простуды, поэтому они выпили еще по чашечке, и еще, и еще.
Его родители были врачи «Скорой помощи». Он сам собирался стать врачом. Даже успел проучиться два года в медицинском, когда появилась Лилия Попова, его куратор, и перечеркнула все планы на будущее.
Сашка слушала и кивала. По рассказу Егора выходило, что Попова ничем не лучше Коженникова. Всего лишь за одно лето ей удалось убедительно доказать взрослому, уверенному в себе Егору, что мир устроен совсем не так, как он до сих пор думал. И что у него нет другого пути, кроме как бросать медицинский, где он два курса отучился на «отлично», и ехать в неизвестный городишко, в непонятный институт — первокурсником.
— Родители были в шоке… Но понимаешь, какое дело, у отца как раз пошел один проект… Это означает, если все получится, что у него будет своя клиника. Он сейчас в Германии, поехал еще в августе, решается вопрос с финансированием… уже почти решился… Дело всей его жизни, понимаешь. То, что случилось со мной, он воспринял… просто как выходку. Ну, попала вожжа под хвост.
— А у меня мама замуж вышла, — сказала Сашка. — Сейчас ребенка ждет.
— Да?!
— Да, — она опустила глаза. — Я вот что думаю. Наши близкие получают… аванс, когда мы сюда попадаем. Удачу… счастье. Им становится не до нас.
Егор долго молчал.
— Знаешь, — сказал наконец. — Я столько сил положил на то, чтобы они ни о чем не догадались… Я не могу сказать, что моим родителям «не до меня»!
— Конечно, — сказала Сашка примирительно. — У меня с мамой то же самое.