Vita Nostra

На кухню вошла Женя Топорко. Очень подозрительно поглядела на Сашку и Егора, взяла с полки два стакана, вышла, оглянувшись на пороге.

— Чего они от нас хотят? — тихо спросил Егор. — Чему они нас учат, ты-то знаешь?

— Не знаю, — сказала Сашка. — Мне на первом курсе тоже казалось: уж второкурсники должны-то знать. Нет. И третьекурсники не знают… Во всяком случае, до переводного экзамена. А потом их нет, и нельзя спросить.

Егор вдруг улыбнулся:

— Ты совсем не страшная.

Сашка поперхнулась:

— Я?!

— Знаешь, как наши девчонки тебя боятся?

— Меня?

— Ну конечно. Иногда так посмотришь… глазами стрельнешь… Вика и Лена поначалу боялись с тобой спать в одной комнате.

Сашка рассмеялась:

— Они правы. Ходят теперь, собирают свои туфли на газоне…

Они хохотали во все горло, сидя над чашками с остывшим чаем, когда в кухню вошел угрюмый Костя.

И сразу же вышел, не сказав ни слова.

х х х

В четыре часа Сашка вспомнила, наконец, что у нее индивидуальные с Портновым. Торопливо распрощалась с Егором, натянула джинсы и свитер, подхватила сумку и бегом бросилась в институт. Портнов внимательно выслушал заученную Сашкой белиберду, посветил ей в глаза бликом от своего перстня и сделал строгий выговор: Сашка, по его мнению, читала параграф мало, а учила плохо, поэтому на следующее занятие ей предстоит, кроме обычного материала, сделать еще три штрафных упражнения.

Сашка молча согласилась. Упражнения больше не внушали ей ужаса, а Портнов был прав: увлеченная липовым чаем, она, конечно, недоучила. С другой стороны — если она не сдаст зачет Стерху, помогут ли ей успехи в классе Портнова?

— Кстати, Самохина, как оценивает ваши знания Николай Валерьевич?

Вопрос застал ее уже в дверях. Сашка нехотя обернулась: Портнов сидел за преподавательским столом, лампа дневного света отражалась в узких стеклах его очков.

— Нормально, — сказала Сашка сквозь зубы.

х х х

Почти совсем стемнело. Вся усталость этого дня навалилась на Сашкины плечи, стоило ей выйти из аудитории. Завтра занятие со Стерхом; завтра опять оправдываться, лепетать, и снова слушать, слушать отвратительную тишину, и бороться с ней, зная, что бороться не смеешь…

— Сань, тебя искали твои девчонки! — Оксана несла по коридору шипящую яичницу на сковородке. — Вика с Ленкой. Ты ключ утащила, что ли?

— Ну да, — Сашка отперла свою комнату.

— У тебя там что, дедовщина? — Оксана смеялась.

Сашка не ответила, закрыла дверь, но запирать, подумав, не стала. Собравшись с силами, вытащила из ящика плеер. Включила автоматический повтор первой дорожки. Стиснув зубы, надела наушники и повалилась на кровать.

Наступила тишина.

Через полчаса распахнулась дверь; ворвались Вика и Лена с башмаком, кроссовкой и туфлей наперевес. Сашка видела, как разеваются их напомаженные рты, видела даже пломбы в зубах. Кажется, они орали, кажется, даже грозили. Сашка смотрела сквозь них и слышала только тишину.

Через несколько секунд соседки отступили. Может быть, испугались. Ушли из комнаты. Сделалось пусто.

Была тишина. Жуткая. Небытие. Сашка боялась моргать: потолок в трещинках, паутина в углу и железная спинка кровати оставались единственным, что привязывало ее к существующему миру. «Ничто материальное не имеет большой ценности. Все, что действительно ценно — вне материи…»

А теплая ладонь? А запах? А липовый цвет?!

Тишина длилась и повторялась сначала. Сашка потеряла счет времени. Окончательно стемнело за окнами, соседки вернулись, включили свет и выключили снова, кто-то еще приходил и уходил; тишина давила на барабанные перепонки.

Наступила полночь — как далекий удар барабана.

Сашка встала. Сунула плеер за пояс. Наушники будто приросли, сделавшись частью ее головы; общежитие еще не думало ложиться, везде горел свет, там, наверное, слушали музыку и пели, может быть, громко смеялись, но Сашка не слышала.

Комната Егора, номер двенадцать, была на первом этаже. Сашка стукнула в дверь согнутым пальцем. Потом кулаком. Потом потянула дверь на себя — она не была заперта.

Егор сидел в комнате один. Горбился над текстовым модулем.

— Послушай… — начала Сашка, но не услышала своего голоса и замолчала.

Егор толчком отбросил учебник, кинулся к Сашке, что-то спросил; она не услышала. Тишина ломилась в ее душу, и все Сашкины силы шли на то, чтобы не впустить ее.

Тогда Егор погасил в комнате свет.

Сашка не ожидала. Оказаться в тишине и одновременно в темноте — это было слишком; она хотела сдернуть наушники, но они так прижались к ушам, что Сашка перестала различать, где поролон — и где ее собственные ушные раковины.

В этот момент Егор ее обнял.

Мир свелся к прикосновению.