Витязь

— Ишь какие! Домой поедут, — проворчал поручик. — А Отечество кто будет защищать? Тоже мне, благородные…

— У каждого свои вотчины, за которые они держаться, — попытался я объяснить ситуацию. — Интересы короны для кланов существуют лишь до тех пор, покуда соблюдаются некие условия. Как только кланы решат, что император пошёл вразрез с их интересами, они прекратят исполнять свои обязательства. Некоторые роды уже желают отделиться.

— Грустно это всё, — сказал капитан. — Но слышал я, что и у Фридриха похожая ситуация. Герцоги, особенно из дальних областей пошли в отказ.

— Многие не хотят воевать, — рассудил я.

— Только нам приходится, — буркнул поручик. — Ну ничего, мы им ещё покажем.

— Что ж, господа, пожалуй, пора и ко сну отходить, — объявил капитан Кузин, когда мы попили чай. — Сомневаюсь, что ночью будет атака. Дело это рисковое. А вот утром надо быть готовыми ко всему. Так что пора на боковую.

Ночь и правда прошла спокойно, а утром, едва забрезжил рассвет, со стороны лесополосы раздался грохот орудий, и на наши позиции посыпались снаряды. И вновь я оказался под артиллерийским огнём.

Роту отвели из траншеи вглубь села во избежание больших потерь, а мы остались в укрытии. Два раза снаряды попадали в дом, под которым мы прятались, несчётное количество раз они рвались то перед нами, то позади, в посёлке. Однако командный пункт не пострадал.

Час продолжался обстрел, а потом стих, и в поле показались танки. От леса, дымя трубами, к нам двигались тяжёлые стальные махины в количестве пяти штук. Следом за танками шли люди, шагоходы (я насчитал троих) и ехали несколько лёгких броневиков. Вторую роту снова загнали в траншею, мы приготовились отбивать атаку. Вот только отбивать было практически нечем. Прямым попаданием были уничтожены полевая и противотанковая пушки, один из ДЗОТов в подклете избы и срыта пулемётная ячейка. Траншеи тоже сильно пострадали.

Снова застрочили пулемёты, загрохотали орудия. Прямо на нас двигался танк со скруглённым носом, на котором красовался одноглавый орёл, и пушками в боковых выступах корпуса (их было четыре: две смотрели вперёд, две — назад). Левее ехал такой же, правее ползла высокая неказистая машина с крупнокалиберным орудием в носовой части и башней, в которой находились короткоствольная трёхдюймовая (или около того — на глаз было сложно определить) пушка и пулемёт. Пехота вместе с одной из шагающих машин держалась позади.

Наши противотанковые пушки оказались малоэффективны против толстой лобовой брони вражеских танков. Те спокойно ехали на нас, останавливались, давали залпы и продолжали двигаться дальше, не обращая внимания на обстрел. Они неудержимо ползли на нас, и, казалось, ничто не могло их остановить.

Замолчало второе противотанковое орудие. Теперь лишь вкопанный трофейный броневик продолжал стрелять по вражеской технике. Пулемётов с нашей стороны тоже было не слышно. Капитан запросил огонь батареи из пяти лёгких гаубиц, что стояли за селом. Штаб дал добро, и скоро поле загремели взрывы. Вот только пяти орудий оказалось явно недостаточно, чтобы плотно накрыть противника. Снаряды по большей части падали мимо, не причиняя никому вреда. Но чудо всё же случилось. Внезапно танк, ползущий на нас, заволокло дымом, а из бортовых люков стали выскакивать люди. Потом танк полыхнул на миг и опять потонул в чёрном облаке — это детонировал боекомплект.

Я же стрелял вместе со всеми. Мы начали палить, когда до противника оставалось менее двухсот метров. Я спокойно устроился возле амбразуры так, чтобы у винтовки был упор и, не обращая внимания на летящие пули, принялся выцеливать вражеских солдат. Удалось подстрелить троих.

Несколько солдат привлекли моё особое внимание. Они были обвешаны металлическими пластинами, а лица — закрыты резиновыми масками от противогазов (но без фильтров). В моё поле зрения попали трое таких. Они двигались неестественно для человека, в руках они держали пулемёты с ленточным питанием. Эти странные бойцы шли и стреляли короткими очередями — стреляли монотонно, невозмутимо, словно механически. Наших пуль они совершенно не боялись: не пригибались, не прятались за танками и не падали на землю, когда рядом рвались снаряды.

Я прицелился одному в голову. Выстрелил. Пуля пробила каску, но боец даже шаг не сбавил. Только перевёл в мою сторону пулемёт и принялся поливать амбразуру свинцом. Впрочем, стрелял он абсолютно криво, и все пули шли выше, а боец, словно не видел, куда они попадают. А вот когда у едущего справа танка повернулась башня, и пушка уставилась в нашу сторону, я понял, что дела плохи.

— Ложись! — крикнул я и пригнулся.

Пулемётная очередь прошлась по амбразурам. И почти тут же прямо у меня над головой рванул снаряд. Стена с треском разлетелась, помещение затянуло дымом. На некоторое время я перестал слышать что-либо. Радист лежал под столом, капитан Кузин — в углу. Он был оглушён. Поручик Свинопасов поднялся, отряхиваясь от земли, достал револьвер.