Витязь

Это был тот самый танк, что стрелял по нашему укрытию. Помимо башенной и лобовой пушки, у него имелось по пулемёту в борту рядом с боковым люком, а так же в кормовой части в полукруглом выступе позади котла. Танк занял перекрёсток и вёл огонь из пушек в направлении церкви, которая белела в конце улицы. Рядом постреливал из пулемёта шагоход. Отделение солдат стояло за танком. Я подошёл с тыла так, что меня даже никто не заметил. Когда обратили внимание, было уже поздно. Я выпустил несколько длинных очередей. Семерых скосил сразу, трое бросились бежать, но их тоже настигли мои пули.

Шагоход развернулся и дал по мне очередь. Я — в ответ, но его броня оказалась слишком толстой для пулемётных патронов. Лента закончилась. Я отбросил оружие, скинул опустевший ранец и ринулся под градом пуль к машине. Лобовой бронелист находилась как раз на уровне моей головы. Я сконцентрировал всю энергию в кулаке. Удар. Шагоход с огромной вмятиной в корпусе отлетел на несколько шагов и с грохотом шлёпнулся на землю. А я почувствовал, что силы иссякли: все они ушли в удар.

Я ринулся к танку, чтоб очутиться в мёртвой зоне бокового пулемёта, который начал стрелять по мне. Возле ног лежал раненый солдат, рядом — винтовка. Я поднял её. В это время люк в борту открылся, из него выглянул танкист в чёрном комбинезоне и шлемофоне. В руке он сжимал револьвер. Я выстрелил. Боец вывалился из машины, оставив на двери кровавые следы.

Я отомкнул штык — это был всё тот же длинный кинжалообразный клинок. Из двери выглянул второй танкист, я перехватил его руку с револьвером, и воткнул штык в живот. Вытащил солдата из танка. Залез внутрь и столкнулся нос к носу с пулемётчиком. Тот тоже достал револьвер, но выстрелить не успел, я вогнал ему клинок в горло. Кто-то выстрелил, но я вовремя отпрянул в сторону, пуля ударилась в перегородку за мной. Другой пулемётчик тоже наставил на меня револьвер. Отбив предплечьем руку с оружием, я воткнул нож противнику меж рёбер. Закрывшись, как щитом, хрипящим и харкающим кровью солдатом, я вытащил из его пальцев револьвер и выстрелил в танкиста, который находился в носовой части. Тот завалился на казённик орудия.

Остальные четверо подняли руки и начали что-то кричать на своём языке (он напоминал нечто среднее между немецким и итальянским). Сдавались.

Я вывел пленных на улицу. К нам уже бежали солдаты из третьей роты во главе с молодым худощавым прапорщиком. Я стал расспрашивать его, что происходит в селе.

— Да ничего хорошего, — ответил прапорщик. — Не знаю, сколько протянем. В церкви держим оборону. Того и гляди выбьют. Там второй танк по нам стреляет, подошёл с севера и хреначит!

— Есть те, кто умеют управляться с орудиями и кто может водить? — спросил я.

— Что хотите делать?

— С тыла зайти и уничтожить второй танк.

— Я доложу капитану, он решит, куда вам двигаться.

— Некогда. Пока доложишь, будет поздно. Быстрее надо. Кто-нибудь из твоих трактор водил?

Прапорщик передал мой вопрос солдатам.

— Я умею, — вызвался бородатый мордоворот. — В деревне трактористом был.

— Хорошо. Ты — за рычаги, — скомандовал я ему и снова обратился к прапорщику. — А ты посади четверых за пулемёты и двоих за нижнее орудие.

— Я должен доложить…

— Потом. Всё, давай прапорщик, не тормозим. А то нас всех тут… — я изъяснился в понятных нам всем выражениях, и прапорщик перечить мне не стал. Троим приказал увести раненых, а остальным — вытащить из танка убитых.

Я осмотрел орудия. Пушка на первом ярусе имела калибр пять дюймов и боекомплект в двадцать снарядов, из которых осталось тринадцать. Все — фугасные, а вот у двух с половиной дюймовой башенной пушки были бронебойные снаряды и снаряды со шрапнелью. Часть их находилась в башне, часть — в боеукладке вдоль бортов.

Я спросил прапорщика, сумеет ли тот управиться с орудием. Почесав затылок, офицер ответил утвердительно. Я залез в башню на место командира, солдаты встали за пулемёты и пушку. Башня оказалась довольно просторной. Я мог спокойно перемещаться с места командира на место наводчика, и был в состоянии дотянуться до снарядов, размещённых в креплениях в задней части.

Огонь из пулемётов я велел не открывать до того, как начнут стрелять орудия или до особого приказа, и мы двинулись по окраине села туда, где стоял вражеский танк (прапорщик знал, где тот находится). Трофейная машина на черепашьей скорости полезла напролом, сминая на своём пути заборы, деревья и кустарник. Мы проехали мимо группы германских солдат. Те не стреляли. Как я и предполагал, они ещё не знали, что танк захвачен.

Едва я заметил сквозь прогалы ветвей танк неприятеля, как тут же крикнул мехводу, чтоб тормозил и поворачивался носом по направлению к вражеской машине. Мы находились метрах в ста пятидесяти от неё. Танк напоминал тот, который был уничтожен в поле: башня отсутствовала, а артиллерия в количестве четырёх орудий, располагалась в длинных бортовых выступах. Как раз один из них хорошо просматривался.