Витязь на распутье

В моем тереме было просторно, хотя и не так пусто, как в первые дни по приезде – кое-что из мебели уже появилось и эдакой холостяцкой необжитости уже не чувствовалось. Да и в кабинете тоже прибавилось и шкафчиков, и полочек.

Первым делом я аккуратно отставил гитару, решив далеко не убирать, после чего обратился во внимание. Дмитрий, усевшийся напротив, начал издалека, да из такого, что о-го-го. Мол, хорошо ли я подумал?

– Не по купцу товар, – выпалил он и добавил: – Ты не помысли чего – ныне не об Эстляндии моя забота, о тебе. Ты ныне и у меня в чести, и у царевича, так что купчина из выгодных. Хошь, я за тебя Анну сосватаю, коя сестра Жигмонта? Хотя нет, куда лучшее иная королевна, коя дочка Карлы свейского. Слыхал я, девка ликом хоть куда, да и по летам… Ты ж мне в версту[98], верно? Ну вот, стало быть, его Катерина[99] на два годка тебя помладше – самое то.

Я снисходительно улыбнулся его наивным ухищрениям, открыл было рот, но чуть погодя мне вдруг пришло в голову, что сейчас самое время для маленькой мести за Ярославль – не все ж ему одному заниматься пакостями, – и вместо отказа лишь неуверенно передернул плечами, пусть воспримет этот жест за мое колебание.

Так и получилось. Дмитрий немедленно возликовал, довольно потер руки и, радуясь, что удалось меня отговорить или почти отговорить от женитьбы на Ксении, усилил натиск, принявшись дожимать меня до конца. Мол, я могу не сомневаться – коли он сам выступит в роли свата, Карл нипочем ему не откажет, а уж невеста тем паче. И вообще, куда лучше и достойнее для князя заморские шелка и бархат, нежели…

– А мне льняное полотно дороже всего, – перебил я его, когда решил, что пора, а для усиления контраста даже вкрадчиво поделился с ним: – Не поверишь, государь, но влюбился не на шутку.

Третий день – ей-ей не вру! —Саблю в руки не беру,

И мечтательность такая,Что того гляди помру!..[100]

Дмитрия надо было видеть. Ну да, вроде бы почти убедил, и на тебе – начинай все заново. Из парилки да в прорубь – ну в точности как он меня в Ярославле. Государь вскочил со стула, по старой привычке забегав из угла в угол, и мне оставалось только глядеть, насколько его хватит, и гадать, какие еще доводы он приведет.

– Опять же и сам товар залежалый, – выпалил он через минуту. – Вон у Басманова-то братанична куда сочней, так на что тебе переспелок?

– Злато, сколь ни лежит, златом и останется, – лениво огрызнулся я.

– Ежели б злато, так и спору не было бы, – фыркнул он и, подскочив ко мне, принялся заговорщически шептать на ухо, словно опасаясь, будто кто-то может подслушать: – Ты мать-то ее припомни! Чай, не раз видал, за столом у царевича сидючи. Али мыслишь, мне не ведомо, яко она всех кобелей на тебя спускала?

– Так то мать, – рассудительно возразил я. – Потому-то я и женюсь не на Марии Григорьевне. Опять же теща, она и в Африке теща – тут уж ничего не попишешь.

– Не попишешь, ежели жива, – возразил государь. – А у той же Катерины матушки вовсе нетути, да и когда жива была, по слухам, чистый ангел – с Марией Григорьевной не сравнить. А в народе не зря сказывают: «От худого семени не жди доброго племени». Сорока от сороки в одно перо родится, – горячо зачастил Дмитрий. – Дикая свинья смирную овцу не родит, не надейся. Да оно и ныне на сватовстве видать было, что девка с норовом, да еще с каким. На кой ляд тебе такая сдалась?

– Так ведь мне не только ее матушку, но и батюшку повидать довелось. Квашня плоха, да притвор-то гож, – пояснил я, намекая, что Ксения уродилась в Бориса Федоровича, и прокомментировал его заботу обо мне: – Ох и мастак ты, государь, в чужой сорочке блох искать. Ты лучше за свое вступайся, а за чужое не хватайся.

Он резко отпрянул, сурово уставился на меня и вновь, заложив руки за спину, стремительно заметался по моему кабинету. Правда, на этот раз молча, очевидно подыскивая дополнительные доводы. Наконец, так и не найдя их, он остановился и плюхнулся на стул.

На сей раз его речь была сухой и деловитой, скорее напоминала не деловое предложение, а нечто вроде ультиматума. Если кратко, то он заявил, что, зная меня как человека слова, он в свою очередь готов дать разрешение на свадьбу и, более того, согласен отпраздновать ее в один день со своей. Взамен же я восстанавливаю статус-кво, который был до этого сватовства, то есть обязуюсь не просто покорить Эстляндию, но и не вмешивать в это Русь, а уж как я уговорю Густава – мои проблемы.

Вспомнил Дмитрий и про монаха Никодима, которого я ему обещал разыскать еще в Москве. Ну с ним-то было проще всего, а вот остальное…

Получалось, опять без принца никуда. Что ж, пусть так. Учитывая мой уговор с Дмитрием, я охотно дал слово и на покорение Эстляндии, и на то, что не вмешаю Русь, надеясь, что сумею поладить с Густавом и убедить его в том, что править Ливонским королевством несколько лучше, чем сидеть под присмотром строгого пристава в Обдорске.