– А с кем же Густаву ехать, как не со своим будущим родичем?! Мешкать, думаю, ни к чему, так что завтра же из Ярославля отправимся в Кострому и учиним сватовство, а опосля пущай царевич подсобит своему будущему зятю. – И он, обрывая мои возможные возражения, заметил: – Ведаю, что Годуновы ныне в глубокой печали пребывают, токмо сватовство – не сговор, а уж тем паче не свадебка, коими мы займемся опосля Эстляндии.
– А как же свободный выбор, который ты обещал царевне? – пытался сопротивляться я.
– Да неужто ты помыслил, будто твои словеса из главы моей выскочили? – Дмитрий изобразил на лице возмущение. – Чай, не дырявая, памятаю, яко ты сказывал, что слово государя – золотое слово. Будет у нее выбор, непременно будет. Для того я и Басманова прихватил, кой тоже покамест вдовеет. Пущай кого хошь, того и избирает… из них двоих.
– А не боишься, что она выберет как раз Петра Федоровича, а Густава отвергнет? – еще пытался я барахтаться, лихорадочно размышляя, что делать и как поступить в такой ситуации.
– Э-э нет. Ведомо мне, яко она со свейским королевичем в Угличе ворковала, – торжествующе усмехнулся Дмитрий. – А на всякий случай я ей допрежь растолкую, сколь опасно будет воевать ее братцу рядышком с отверженным женишком. – И «утешил» меня: – Да и деньгу твою возверну, кою ты у англичан взял. Не всю, конечно, самому нужна, а то уж больно расходов много, но десяток тысяч отдам, а прочие опосля.
Вот зараза! Облагодетельствовал, называется. Ну прямо отец родной. Значит, меня в тмутаракань, причем по срокам получается аж на год, не меньше, Федора под пули, а Ксению замуж. Ишь ты, все распределил и все продумал. Или не все? Или у меня остался шанс попытаться что-то изменить?
– Что, туги орешки нашему Терешке? – усмехнулся он, довольно глядя, как я тру лоб, пытаясь отыскать третий выход.
– И не туго, да упруго и не по моим зубам, – зло отозвался я и спохватился. – Но ты же еще не знаешь о том, как тебе получить императорский титул вовсе без войны, – как можно более спокойным тоном возразил я.
– Это как же? – заинтересовался Дмитрий.
– А вот послушай, – сразу оживился я.
Надежда каким-то образом изменить критическую ситуацию снова вспыхнула во мне, и, вдохновленный ею, я выдал полуфантастический план действий через… римского папу.
В конце концов, тот его уже благословил на царство, вот пускай будет последовательным и благословляет дальше, тем более что Дмитрий вроде бы собирается в недалеком будущем выказать себя истинным поборником христианской церкви и объявить войну крымскому хану, а как можно воевать, не будучи непобедимым кесарем?
Дмитрий грустно посмотрел на меня и заметил, что такое было бы неплохо, но… Оказывается, был у него прибывший из Речи Посполитой племянник папского нунция Александр Рангони, который приехал в Москву лично поздравить государя со вступлением на отчий престол и заодно переговорить с ним о делах веры.
Само собой, Дмитрий расстарался, встретив его аж за несколько верст от столицы пушечными выстрелами, колокольным звоном и громкой музыкой. Да и толпу навстречу государь выслал изрядную – словом, принимали не как посла, но как самого дорогого гостя. Прием в Грановитой палате тоже был весьма пышный, со всевозможными почестями. А вот толку от всего этого – пшик, да и только.
И Дмитрий безрадостно подытожил, что Павел V без практических шагов самого царя по внедрению латинской веры на Руси навряд ли пошевелит хоть пальцем в его поддержку, а предпринимать их чревато. Проще самому зарезаться, поскольку православный люд такого точно не потерпит.
– Это как посмотреть, – не согласился я.
Дмитрий непонимающе уставился на меня. Ну да, с доктриной господина Геббельса, согласно которой люди гораздо охотнее верят большому вранью, чем малому, государь не знаком, так что надо все разложить по полочкам, и я тут же занялся этим.
Вся задумка делилась на две части. В первой должна быть правда, только правда и ничего, кроме правды, то есть все затеи Дмитрия, которые он опишет в письме римскому папе, придется действительно внедрять в жизнь. Это будет как бы предварительным этапом, благодаря которому Павел V непременно поверит во все остальное, расписанное Дмитрием. Однако в конце письма государь должен написать, что перед осуществлением прочих мер, перечень которых прилагается, ему для вящего авторитета нужно обзавестись императорской короной.
– А что за правда? – настороженно спросил Дмитрий.
Я начал перечислять, загибая пальцы и включив много такого, что в принципе соответствовало и моим планам использования государя как ледокола. Во-первых, перемены в календаре и переход на более правильный григорианский[84]
. Во-вторых, создание особой комиссии по унификации всех мер и их подгонке под европейские. В-третьих – строительство маленького, скромного костела где-нибудь на окраине Москвы. В-четвертых, перевод времени на нормальное, европейское – нечего маяться дурью и постоянно два раза на дню гонять часовую стрелку…[85]