Витязь. Владимир Храбрый

Дарнаба, подложив под себя пуховые подушки, покрытые зеленым атласом, отдыхал в юрте, разбитой специально для него в ста шагах от дворца Мамая. У входа в юрту стояли два стражника-алана с буйловоподобными шеями, голые по пояс, с руками, перетянутыми выше локтей медными кольцами. Вчерашний хмель еще бродил в голове, и мысли у Дарнабы мешались: он вглядывался в стражников и мысленно ругал «царя правосудного» за то, что не поставил возле юрты монголов-тургаудов, а еще назвал его «знатным итальянцем». Что ж, Дарнаба все сделал, как велели в Ватикане и как просил великий хан: привез в Кафу закованных в латы фрягов-арбалетчиков. Генуэзский консул разместил их пока в своем дворце с прокормом от Орды. Вначале Дарнаба похвалу получил от своего консула в Кафе и вот вчера от Мамая, поэтому и позволил себе выпить…

Посередине поляны, перед входом во дворец, где стояла окруженная волосяным канатом барсовая юрта из белого войлока, был врыт стол. На нем в золотых и серебряных чашах, украшенных драгоценными камнями, стояли напитки. Пил «знатный итальянец» и меды, и вина и до того набрался, что не помнил, как оказался в своей юрте. А проснувшись, увидел перед собой книгу с изречениями Потрясателя Вселенной, раскрытую на странице, где говорилось о пьянстве:

«Если уж нет средства от пьянства, то должно напиваться в месяц три раза. Если - один раз, то это лучше. Если совсем не пить, что может быть почтеннее? Однако где ж мы найдем такое? Но когда бы нашлось такое, то оно достойно всякого почтенья…»

«Ишь, кумысник, упрекнул…» - с неприязнью подумал Дарнаба о непьющем вина Мамае. Он закрыл глаза - и ему представились белые паруса «Святой Магдалины», светлый песок на берегах изумрудного Лигурийского моря и синего Генуэзского залива. Его чуть не стошнило, когда кто-то из ордынцев перед соседней юртой затопил печь, набив её сухим верблюжьим пометом - аргалом, чтобы сварить похлебку.

Пока Дарнаба отсутствовал, в ставке Мамая произошли перемены, бросившиеся в глаза «знатному итальянцу». В самом дворце появилось много мелких ханов - тысячников и десятитысячников, которые войск не имели, а передавали сплетни, изощрялись друг перед другом, чтобы находиться на расстоянии, при котором можно было дышать в самое ухо великого хана… Такой порядок завел еще внук Чингисхана Бату, чтобы знать обо всем, что делается вблизи и вдали от него.

Дарнаба, увидев этих придворных, невольно подумал: «Сколько же каждому из них надо иметь хитрости и подлости, чтобы завоевать благосклонность великого хана не на поле брани, а на мягких дворцовых коврах?!»

В тот момент Дарнаба как-то позабыл о себе… Ведь благосклонность сильных мира сего он тоже добывал не в кровавых сечах!..

Юрта, установленная для Мамая посреди великолепного дворца, была такой же, как и во времена Ба-ту-хана: барсовая, с белым верхом, с высокой пикой, увенчанной рогами буйвола, с пятиугольным знаменем и девятью конскими хвостами, огороженная волосяным канатом на пяти золотых столбах. Перед входом в неё горели огни на сложенных из камней жертвенниках. Между огнями должны были проходить все, являющиеся на поклон к великому хану. «Огнем, - говорили шаманы, - очищаются преступные помыслы и отгоняются приносящие несчастье и болезни злые «дэвы», вьющиеся вокруг злоумышленников» .

Мамай ввел еще один ритуал, которого не было даже у внука Потрясателя Вселенной: каждый, пройдя очищение огнем, должен был обернуться и поклониться до земли, воздев руки к небу, тени великого Чингисхана. «Царь правосудный» с некоторых пор стал старательно следовать его бессмертным заветам, вот почему и нашел Дарнаба в своей юрте изречение из «Ясы» о пьянстве.

Очистительный огонь родился якобы при отделении неба от земли. От луча солнца родился и сам По-трясатель Вселенной: по преданию, он зачат был от луча, упавшего на лоно его матери. Он появился между монголами по воле голубого и вечного неба, он - символ бессмертной души всего народа.

Поклонившись тени, прибывшие гости должны потом преклонить колени уже перед Мамаем, как если бы это был внук Чингисхана - Батый.

(Мамай, как отмечают летописцы, накануне похода на Москву, в году 1380-м, «хотяаше второй Батый быти и всю Русскую землю пленити». Для того и «нача испытовати от старых историй, како царь Батый пленил Русскую землю и всеми князи владел, якоже хотел».)

Сразу по приезде Дарнабе доверительно сообщил знакомый перс следующую новость: поп христианский в Сарае старичок Иван в одной своей проповеди сравнил «царя правосудного» с Бату-ханом. А вслед за Иваном это же повторил и католический проповедник. И мусульманский мулла не остался в стороне, значит, всем попам на то было дано указание.