Вивальди

Цвет неба до жути истончен,порывами мечется рожь,и кажется воздух непрочен,в нем скрыта тревожная дрожь.

Какая рожь? на дворе март! И потом, в трубку он поет благостно — а текст какой-то неврастенический, «воздух непрочен». Что за чепуха, вон говорят, что «над всей Испанией безоблачное небо» именно в климатическом, а не в политическом смысле. Я высказал ему что-то в этом духе. Он, тут же взвился, наоскорблял разными способами. Правда жизни и правда искусства — не одно и то же. Он как человек может предаваться сладостному созерцанию разумного тумана, а глубинное поэтическое в нем бьет тревогу.

Господи, кто только не бьет эту тревогу — и врачи, и учителя, и экологи, тревога, она самая потерпевшая у нас. Савушка презрительно фыркнул в трубку и сказал, что я когда-нибудь захлебнусь своей бесплодной иронией, каламбур — дырка в разуме.

Слушал и думал: а ведь я его и на этот раз не пошлю. А приедет, буду с ним носиться. Чувство вины меня извиняет.

Похвалил и положил трубку.

Ничего, встану пораньше, часов в семь, и на метро к себе в «Зоил».

Встал в полшестого, и вышел из дому в шесть, деревья тонули во мгле, пахло неприятной городской сыростью. Собаки, рывшиеся в мусорных баках, выглядывали по очереди, ворона зевала на ограде газона. На детской площадке тяжело, хриплоголосо резвилась какая-то непротрезвевшая молодежь. Упорный парень крутил на детской карусельке двух хорошо одетых, но отвратительно хохочущих девиц. Я не успел даже раздражиться, потому что мне навстречу шагнул человек в форме. Где он тут мог скрываться? И если уж был подставлен сюда подполковником, почему не прекратил эту терроризирующую весь утренний двор маевку на детской площадке?

— Поехали, — сказал сержант. Тот самый, вежливый, запомнившийся мне по ночному налету на мою квартиру. И чтобы снять все вопросы, добавил: — У меня приказ.

Что было делать в этой ситуации? Пойти в милицию жаловаться на милицию? Рассчитывать на противоречия московских ментов с подмосковными, это все равно что пытаться Евросоюз натравить на Америку. Наверняка у сержанта и бумага какая-нибудь есть.

— Машина там.

Я сел на заднее сиденье, показывая этим, что еще не сотрудничаю с ними, а всего лишь подчиняюсь силе. Сержант не стал комментировать мое поведение. В узких коридорах между домами рулил как на гондоле по пасмурному венецианскому каналу, разрезая поверхность длинных луж. Выехал на Стромынку, уже забитую машинами. В такую рань! Москва рано или поздно подавится своими автомобилями.

Сержант взял с переднего сиденья пластиковый файл с бумагами, и, не оборачиваясь, протянул мне.

— Материалы.

Я думал, это ордер на мой арест, оказалось — распечатка всевозможных сведений о графе Кувакине. Мне не пришлось сидеть в интернете. Сержант протянул мне маленький фонарик, совсем такой же как у подполковника в камере. При этом воспоминании меня передернуло.

— Здесь все, что удалось найти.

Сильнейшее раздражение завозилось в районе солнечного сплетения. Почему я должен все это читать и что-то в связи с этим соображать?! Есть же вот, пожалуйста, подчиняющийся приказам сержант, пусть он! Пусть он пробирается в логово иллюминатов и затаившихся сталинистов от науки! Водитель словно прочел мои мысли.

— Я бы пошел сам, но, понимаете, там каждая собака меня знает. И любого из наших. Там кроме косметического центра, есть еще и хороший стоматологический кабинет, так вот мы к нему приписаны. Спонсорская помощь по зубам. А зубы у нас в районе у всех почему-то плохие. Бывать часто приходиться.

Объяснение это меня не успокоило. Меня теперь раздражала сама идея — ну с чего это вдруг все решили, что искать надо в Кувакинском имении? Если вдуматься, очень поверхностное умозаключение, да еще и высказанное ребенком. Впрочем, вчера, я уже на эту тему злился.

— Вы почитайте, почитайте.

Я начал вынимать пачку листков из пластиковой упаковки. И как-то сразу сделался себе смешон, да так, что даже немного заныло небо. Нет, я не считал абсолютно все разговоры о масонстве, о вредоносной для нашего отечества их роли пустым звуком, видом развлекательной культуры, вроде астрологии и оккультизма. Я даже кое-что читал по этой части, могу поддержать иллюзию почти профессионального разговора. Пусть стоят себе по окраинам моего воображения загадочные замки розенкрейцерства, тамплиерства, бродят графы Сен-Жермены, я с удовольствием буду читать и рассуждать об этом, но вот чтобы впустить это все в реальную мою жизнь… И в шесть часов утра поскакать с милицейским сержантом за Кольцевую дорогу в какое-то подозрительное имение какого-то невнятного, двести лет назад почившего графа?

Все же я включил фонарик, в основном для того, чтобы обмануть сержанта. Какой смысл мне с ним-то конфликтовать?