Вивальди

Лола на секунду вышла, и вернулась на кухню. Положила передо мной тонкий коротенький шприц. Лицо у нее было белым, губы бледно-розовыми.

— Я подозревала. Но надеялась, что они меня все же как-то ценят.

— Подожди. Поуже выводы! Нашлась, скорей всего, одна паршивая овца. Вычисли и выгони. Одну виноватую. Не может быть, чтобы все были наркоманки.

Я говорил, и очень отчетливо понимал, что не верю ни единому своему слову.

По лицу Лолы текли медленные, бледные слезы.

— Ты понимаешь, последнее время все стало не так.

Я задержал чашку у рта, спросил безразличным тоном, стараясь не спугнуть ее.

— Ты о чем?

— Я даже не о девчонках, то есть не о своих. Хотя и среди них случаются случаи. Одна тут замуж вышла. Говорят, за менеджера.

— Средней руки?

— Я не знаю, но вышла. Познакомились самым обычным образом, на вокзале, она воровала, попалась, он договорился с милиционерами, чтобы ее отпустили. Ну, роман, а дальше фата, кольца, свадьба. Ее Дина зовут.

— Ее Золушка зовут.

Лолита вяло кивнула.

— А другая, я даже имени не знаю, выиграла в какую-то лотерею что-то очень много, мешок денег…

— Но кончила плохо?

— Я не знаю, как она кончила.

— Лола, все такие удачливые кончают плохо, исключений почти не бывает. Только у одного негра получилось в Штатах. Он работал лифтером в огромном доме, выиграл сколько-то миллионов, купил этот дом, но никому не сказал, и остался там на прежней работе. Говорил — теперь меня никто не уволит. Умный человек, очень. Вот с кем бы поболтать за жизнь. Впрочем, я и не миллионер, и не лифтер, нет общих тем. Извини, ты начала рассказывать про то, что все изменилось.

Лолита улыбнулась.

— У меня есть брат. Умный, прямо как негр. Занимается структурной лингвистикой, преподает, и вот к нему на курс вдруг повалили просто толпой красивые, молодые, богатые — меха и брильянты — девушки. Уже примерно восемь человек. Всем вдруг до зарезу стала нужна структурная лингвистика. Ты понимаешь? И немедленно!

Некоторое время мы смотрели друг на друга. Я думал о том, стоит ли ей сейчас выложить все о взрывающихся автобусах, саркофагах за кольцевой дорогой, о новых веяниях в потустороннем мире. О больничных охранниках беспредельной честности. Нет. Нет сил. Она почувствовала, всегда была очень чуткой.

— Я постелю тебе здесь.

Сагдулаев бросил на свой роскошный стол мои листки. Взгляд его говорил: ну, что мне с тобой делать?

— Да я и не рассчитывал, что ты это так вот возьмешь и напечатаешь.

— Тогда зачем ты мне это принес?

— Хочу разобраться.

— В чем, Женечка?

— Что-то происходит, знаешь, вал непонятных событий. Похоже, я бы сказал, на метеоритный дождь.

Он заметно поморщился.

— Ты когда-нибудь видел метеоритный дождь?

Он продолжал морщиться. Я продолжал развивать свою метафору:

— То там, то здесь вспыхивают вдруг в небе яркие искры. Никогда нельзя предугадать, где это произойдет. И если увидел искру, значит — поздно.

— Что поздно?

— Ты уже позади события. Так бегая за отдельными событиями никогда не поймешь, что происходит. Надо взяться по-другому. Найти телескоп, изучить участок неба, откуда все это летит, и понять, в конце концов, что это и почему оно. Комета, не комета. Ладно-ладно, не смотри на меня, как я не знаю…

— У тебя метеоризм сознания.

Я кивнул и закрыл глаза.

— Сам понимаешь, Женя, если бы я не знал в какой-то степени профессиональный человек, какой еще недавно обладал хваткой, то не стал бы слушать этот бред.

— Я все понимаю, и сам бы так же отнесся к таким рассказам, если бы ко мне, кто-то явился… но у меня, кажется, есть возможность добраться до телескопа. В переносном смысле, конечно.

— Хочешь выпить? — спросил редактор.

— Нет.

— Представляешь, и мне последнее время совершенно не хочется. Тоже, понимаешь ли, странный факт, нуждающийся в изучении. Тоже, говоря твоим языком — метеорит.

Я решил не реагировать на иронию, я все хуже разбираюсь — на что надо реагировать, а на что не надо. Предъявил слабый и последний свой аргумент:

— Но согласись, это я первый заметил.

Он отрицательно помотал головой.

— Нет. Первым был «МК» с тем дурацким Вивальди. И скажу тебе по секрету, хотя и мне это говорили по секрету, они так и остаются первыми. Не плюнули на эту тухлую на мой взгляд темку, а стали раскапывать.

— И раскопали?

Сердце у меня заколотилось, и так сильно, что я удивился.

— Можно сказать, да.

— А что именно раскопали, ты, конечно, сказать не имеешь право.

— Не имею. Но скажу.

Он все-таки встал, налил себе чего-то из бутылки, напоминающей грушу, сделал большой глоток.

— В нашем родном мегаполисе за последние пару недель действительно зарегистрировано большое количество событий, которые трудно объяснить, исходя из ранее сложившихся представлений о том, что может происходить в городской жизни. От самых мелких, как эти избиения уличных музыкантов, до крупных. Ты ведь, наверно, еще не знаешь, что никто ведь не закрывал Черкизовский рынок.

— В каком смысле?

Сагдулаев вдруг показал мне язык, как будто ему было приятно меня уесть.

— Я ничего об этом не слышал.

— Не слышал, что закрыли Черкизон?

— Нет, это да, но про то, что ты говоришь — впервые.