Вивальди

— И подполковник уже не у нас.

— А где?

— Там, где ему и положено быть — в туберкулезном санатории. А мы здесь по преимуществу заняты нервными недугами.

— И переезд прошел благополучно?

— ? — Доктор меня не понимал.

— Я имею в виду, никакой самосвал не врезался в его машину?

Модест Михайлович насупился. Мне и самому было понятно, что я веду себя странно.

Удивительным было молчание генерала. Пару раз я покосился на него, он сидел набычившись, и прищурившись. Копит силы для неожиданного удара? Но напряжение в нем чувствовалось. Пару раз его правая рука делала резкое непроизвольное движение, будто прихлопывая что-то на зеленом сукне.

— Но тогда вы сами себе противоречите, — продолжал я из последних сил. — У Ипполита Игнатьевича был как раз такой, я бы сказал нервный, психический случай. Зачем его было гнать?

Доктор кивнул. Снял трубку, с извиняющейся улыбкой набрал номер, мучительно поморщился, услышав оттуда что-то неприятное, продолжил.

— Он — да, психопат. Шизоидная психопатия. Странности характера очень усугубились с возрастом. Его правдолюбие превратилось в склочность и сутяжничество. — Доктор очень выразительно вздохнул. На секунду задумался, и опять продолжил: — Когда мы отделались пятнадцать лет назад от этого невыносимого старика, я и представить себе не мог, что когда-нибудь он снова окажется проблемой для нас. Кажется, я вам это уже рассказывал.

— Так, я понимаю, вы упорно не хотите увидеть ничего необычного в истории Ипполита Игнатьевича и подполковника Марченко. Странная ведь история. К тому же, жена-то ведь погибла. И майор погиб Рудаков, как ему и предсказывалось, и Карпец, пьяный водитель. Причем здесь странности характера? Не от его странностей они погибли, не от сутяжничества.

Пятерня Пятиплахова снова рванулась на охоту вдоль по столу. Я был уверен, что если он кем-то недоволен, то мной, моей бессильной атакой.

— Жена погибла, верю, но история не столько странная, уважаемый, сколько невнятная. Кто-то, что-то предчувствовал, на кого-то почему-то наехал автомобиль, у кого-то открылся процесс в легких…

И тут вдруг внезапно выдохнул всею силой легких Пятиплахов:

— А чем вы вообще здесь занимаетесь?!

Браво, генерал!

Медсестра попросила его открыть рот, влезла в него пальцем, одетым в прозрачную резину, подвигала язык, приподняла.

— Проглотил, молодец, — ласково сказала она молодому человеку с удлиненным черепом, и осторожно погладила кончиками пальцев по забинтованной руке, как бы говоря — скоро твой ожог заживет. И не только ожог. Молодой человек улыбнулся ей в ответ, как отличник, поощряемый учителем, и покорно закрыл глаза. Медсестра вышла из узенькой одиночной палаты, выключив свет, и затворив за собой дверь.

Некоторое время пациент лежал неподвижно. Потом бесшумно отбросил одеяло, встал, и быстро скользнул в угол, где была дверь, за которой находились унитаз, душ и раковина. Пациент открыл воду и припал губами к соску. Долго наливался водой, потом сунул в рот два пальца и изверг в унитаз целый водопад. Потом он открыл дверь небольшого холодильника в ногах кровати, достал бутылку молока и выпил ее всю. Вытер белую полоску на губе рукавом пижамы. Услышав шаги по коридору, ловко юркнул обратно в постель.

Медсестра, проходя по коридору глянула внутрь через прозрачную верхнюю половину двери.

Когда она удалилась, молодой человек снова встал, обмотал бутылку полотенцем, пристроил ее на подушке, и скомкал одеяло так, что при взгляде из коридора можно было бы подумать — пациент на месте. Осторожно приоткрыл дверь в мягко освещенный коридор, опасливо выглянул.

— Ну и что?! — Модест Михайлович бросил список генерала на стол. — В чем вы хотите меня уличить?

— Эти люди бывали здесь, — произнес я тихо, как бы из-за плеча генерала.

Доктор вздохнул.

— Если я признаю хотя бы это, то уже нарушу врачебную тайну.

— Это мы уже слышали. — Сказал генерал.

— Причем, как вы сами понимаете, тут мы имеем дело с тайной диагноза людей очень известных, очень уважаемых. Очень мстительных. — Улыбнулся доктор.

Я вспомнил про заместителя министра, только вышедшего из этого кабинета.

— Я уже обещал вам не использовать это ни в каких журналистских целях.

Он мучительно зевнул, он меня презирал. Опять схватился за телефонную трубку, на кого-то там накричал. Тут же стал извиняться. Было понятно, что тревога, разъедающая его изнутри, в меньшей степени связана с опасностью исходящей от нас с генералом. У него есть страх пострашнее. Интересно, что это. Министр какой-нибудь, большой генерал, побольше Пятиплахова, магистр ордена тайных психомасонов?

— Растолкуйте, наконец, что вам от меня надо?! — Сказал он устало, отпав от трубки.

— Мы хотим понять, что происходит? — Выплевывал слова Пятиплахов.

Главврач некоторое время затравленно и неприязненно посматривал то на меня, то на генерала. И вдруг довольно громко крикнул:

— Я тоже хочу понять, что происходит. Очень хочу!