Итак, завтра прямо с утра я посылаю Ларри к черту. Интересно, а как это сделать – нужно позвать его к себе, встать в позу какого-нибудь памятника поэффектней и указующим жестом обозначить направление: «Иди к черту!»? Надо ли при этом добавить обращение «дорогой»? «Дорогой, иди к черту!» Да, пожалуй, так звучит вежливей.
Он удалится, во всяком случае, из спальни, но через четверть часа в нее ворвутся громилы в белых халатах, последуют новые уколы и ЭКТ. И еще неизвестно, кто из нас куда уйдет.
Нет, просто взять и послать рискованно, я ведь недавняя «выпускница» психушки, мне такие вольности непозволительны. К тому же Ларри просто не поймет, о чем я. Надо придумать нечто менее рискованное, но более эффектное.
Почему я все о себе и о себе, своих страданиях, своих переживаниях, своих неприятностях? А не подумать ли нам о несчастном Лоуренсе Оливье? Действительно, счастливый Ларри или несчастный? С его точки зрения, второе, хотя многие говорят ему, что первое.
Чтобы одолеть кого-то, нужно знать его сильные и слабые стороны.
Талантливый актер (сам он считает, что самый-самый, я не спорю), красивый мужчина, у которого есть сын, есть красивая и умная жена (пусть попробует возразить!), прекрасный, уютный дом, любимая работа и приличный доход. Чего не хватает Ларри? Чего-то же не хватает, если он несчастлив?
Говорят, друзья познаются в беде. Моя беда показала, кто друг, а кто только делает вид, что является таковым. Удивительно то, что никто из моих друзей не сбежал, не покинул, не отвернулся, напротив, большинство стали внимательней, даже моя публика оказалась на моей стороне. Эти любовь, доброта, внимание лечат, дают силы не бороться (зачем бороться с самой собой, ведь моя болезнь тоже часть меня?), а жить и любить всех в ответ. Ли, Освальд, Сюзанна, мама, Гилгуд, Мерривейл, Кауард… я даже не могу перечислить всех, они все со мной, никто не отвернулся, даже те, кто, как Нивен, видели самые ужасные минуты приступа.
А Ларри, почему я ничего не пишу о Ларри?
Сейчас я напишу страшную вещь, но это так. Ларри – единственный, кто испугался по-настоящему. Я понимаю, это страшно – увидеть, как близкий тебе человек вдруг превращается в настоящего монстра, способного крушить все вокруг. В давние века таких сжигали на костре, принимая приступ за одержимость дьяволом.
Но в том-то и дело, что никакие сеансы электрошоковой терапии, никакие жестокие лекарства не помогут, они лишь способствуют выведению из приступа. Но ведь приступ может закончиться и сам, если больного окружить заботой и лаской, причем именно тому, кому человек доверяет. Я недаром просила вызвать в Лос-Анджелес маму, если невозможно связаться с Ларри. Я поверила Джону Букмастеру и начала успокаиваться, когда Нивен и Грейнджер взяли штурмом дом, где сидели мы с Джоном, выгнали самого Джо, а меня попытались напичкать снотворным. А ведь достаточно было просто оставить на время в покое…
От Ларри требуются внимание, забота и любовь. Только настоящие, а не сценические и не экранные. Но где их взять, если любви больше нет, она испарилась с моим первым туберкулезным кашлем. Можно бояться заразиться, а потому вести себя осторожно, но не шарахаться же! А первые приступы психической болезни подкосили и остальное.
Я не осуждаю Ларри, если заботиться обо мне, не останется сил и времени для себя, любимого. У Марион было такое утверждение: «От человека, который привык от тебя все время получать, не стоит ждать, что он будет отдавать». Я не стала комментировать, но это верно.
В нашей с Ларри паре всегда ведущим считался он, правда, друзья говорили, что это на сцене, а вот дома и в остальной жизни веду я, а мой муж только исполняет мои капризы. В действительности не так, и дело не в том, что я сначала готовила возможность эти капризы удовлетворить, а потом капризничала.
Ларри всегда был ведущим и заботливым только там, где это ему ничего не стоило либо противное угрожало имиджу. Лидируя на сцене и в выборе ролей и спектаклей, он думал не обо мне и моем успехе, а о своем. Представляя нашу пару как ведущую на английской сцене, меньше всего думал о том, чтобы в самой паре не было перекоса. Подавая мне руку при выходе из машины или спуске по трапу самолета, подливая вино или интересуясь, не нужно ли чего, – заботился о своем имидже, а не о моем удобстве. Я понимаю, что джентльмен (особенно тот, кого уже зовут сэром) просто не может вести себя иначе, джентльменское поведение у Ларри не в крови, но въелось в натуру основательно, Оливье отменно вежлив, только не стоит принимать его вежливость за желание мне помочь, угодить или выполнить каприз. Не нужно забывать, что Ларри – блестящий актер, который играет 24 часа в сутки, даже когда спит, играет спящего человека.