Византийская тьма

Андроник стал говорить, что и это препятствие в общем-то устранимо, было бы его желание. Убеждал дочь подождать с решениями до конца похода, обещал все устроить. Дочь, прекрасно сознававшая свою власть над отцом, ни слова не говоря, повернулась и вышла.

Подготовка к войне велась своим чередом — разведчики, подрядчики, строители, смотрители… Пришел и Денис и как-то хмуро просил принца не брать его с собой на войну, он же человек не того мира.

Андроник, как показалось Денису, очень странно, даже подозрительно смотрел на него, потом сказал:

— Ну как же ты вернешься к себе в Филарицу? Все мужики уйдут, а ты один будешь сидеть при бабьей юбке…

И, как всегда, в логике и здравом смысле принцу нельзя было отказать.

Денис вышел задумчиво на крыльцо губернаторского дома. Принцесса Ира со своей Лизоблюдкой, нянюшками, дядюшками, евнухами и прочим штатом были тут, не садились в свои носилки и двуколки, чего-то ждали. Ира с улыбкой, как-то особо ласково смотрела на него. Денис с ней раскланялся, когда пошел к коню, она помахала ему платочком, словно именно она провожала его в поход.

Усевшись в неудобное какое-то, горбатое византийское седло, Денис принялся жевать поданный ему генуэзцем финик, закрыл глаза и в полусне опять привиделась ему Филарица.

Когда они отъехали уже в строю со двора Русиных, Фоти, подобно всем другим женщинам, долго шла у стремени своего суженого, идущего на войну.

— А я-то, дурочка, — говорила она, — я мечтала, купим здесь кирпича; построим настоящий господский дом, не наши хижины… Прости меня, сельскую дуру, прости. Прости моих родичей необразованных, прости…

В тот роковой момент, когда Денис честно сказал на вопрос священника «Я не крещен», пресловутый кир Валтасар бросил столовое полотенце, вышел и удалился насовсем. Трапеза была расстроена, все боялись смотреть в глаза Денису и Фоти. Матушка София плакала не переставая.

Фоти завела Дениса в гинекей, в котором не было никого, принесла тазик и омыла ему ноги.

— Так принято у нас омывать ноги мужу, уходящему в далекий путь. Все равно перед Господом ты мой муж, чего бы тут о тебе ни наговаривал кир Валтасар!

Выяснять теперь, что и как тут кто-то наговаривал, уже не было досуга. И вот она идет у его коня, возле стремени, прижимаясь лицом к его коленке, и бормочет несуразное:

— Ой-ой, яры-мары, боги-доги, духи-вухи… Пусть стрела тебя минует и лезвие проскочит, а если уж судьба — пусть без мучений.

И ему вспомнилось из далекого мира: «Если смертью, то мгновенной, если раной — небольшой!»

Твоя Свет-ка, вечно твоя! — сказала она, целуя его руку, прежде чем расстаться и повернуть назад.

Так и двигались они — кто на конях, кто ведя коней is поводу. Были обвешаны курами, окороками — надо же питаться в походе. Несли клетки с живыми петухами — развлекаться на привалах петушьими боями. Ехали двуколки с оружейниками, лекарями, маркитантками. У церкви выходило духовенство с крестами и хоругвями, читались проповеди, смысл которых сводился к известной истине XII века — искать князю чести, а себе славы.

Пафлагонская фема, словно тысячеголовая гусеница, колыхая остриями копий, вышла отрядами на большую римскую дорогу. Пропустила вперед принца с его блестящей кавалькадой, встрепенулась под гром большого барабана — и пошла, пошла, пошла!

Глава пятая

АНДРОНИК ВЕЛИКИЙ

1

Андроник Комнин, сын Исаака, старшего сына основателя династии Алексея I, по титулу протосеваст, принкипий, иначе зовомый — принц, действительно более всех в царствующем роде имел прав на престол. Отец его каким-то образом был отстранен от престолонаследия — как, теперь уже никто не помнит. Но после смерти Алексея I василевсом стал не его старший сын Исаак, отец этого самого принца, а следующий по рождению — Калоиоанн, отец Мануила.

Так всю жизнь и шло соперничество двоюродных братьев — Мануила и Андроника. При перераспределении наследства Комнинов, которые были не только царствующим родом, но и самыми богатыми землевладельцами в империи, Андроник получил огромный куш — поместья и во Фракисийской и в Анатолийской провинциях. Но всего этого ему недоставало, потому что для честолюбия его потребно было только одно — престол!