Византийские исихастские тексты

Когда ум пребывает во многом или хотя бы по меньшей мере на двух предметах, тогда, очевидно, он не видит просто Единого. Поэтому он бывает ограничен, конечен и неясен, ибо таково не совершенно простое. Когда же ум станет в неосязательное соприкосновение с истинно-Единым, незримо устремившись к Нему в духе мысленным взглядом, то он бывает безначальным, бесконечным, неограниченным, безoбразным и безвидным, облекается в безмолвие и в изумлении хранит молчание, исполняется радости и испытывает невыразимое. Но не скажи, будто я утверждаю, что ум становится безначальным, бесконечным и неограниченным по сущности, а не по деятельности, так как-то именно, чем ум изменяется, есть не сущность его, но деятельность. Ведь если бы он изменялся по сущности, увидев и восприяв обожение, будучи обожен тем, что видит Бога, то он стал бы по сущности Богом. Но [ни для кого] невозможно быть по сущности Богом, даже и ни для одного из ангелов, кроме единого только и вышнего Бога. Итак, если неуместно сказать, что ум обоживается по сущности, то остается говорить, что ум испытывает это самим созерцанием. Следовательно, естественно, что он изменяется не в существе своем, но в деятельности. Иначе говоря, если уму свойственно изменяться, как сказано, соответственно созерцаемому им, то он видит вовсе не божественную сущность, а только деятельность; да и сам он изменится, следовательно, не по сущности, но по деятельности.

Всё как бы воссиявшее из Единого премирного не отложилось от того, от чего получило всячески свое происхождение, но как произошло, так и содержится, и совершается в нем. И нет ничего такого во всем [что создано], в чём бы не было излияния и как бы некоторого благоухания того творческого и действительного Единого. И всё причастное сущему не издаёт разве что гoлоса, указывая не на премирное Единое (ибо Оно находится превыше всякого какого бы то ни было созерцания или помышления), но на некоторый луч премирного Единого. Поэтому так как всеми [существами] призывается Единое, все склоняется к Единому и само премирное Единое проявляет Себя уму во всех существах, то уму необходимо быть руководимым, наставляемым и водимым к премирному Единому как под влиянием убеждения со стороны множества существ, так и потому, что творящее Единое, о Котором у нас теперь идет речь, хочет быть видимым для ума благодаря избытку благости, чтобы ум в Нем ощущал жизнь, как говорит Само неизреченное Единое: «Я есмь жизнь»

[1465], и: «Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога»[1466]

, и в другом месте: «Взыщите Бога, и жива будет душа ваша»[1467], — ибо вследствие искания бывает видение, а из него — жизнь, чтобы [ум] радовался, просвещался и веселился, как говорит Давид,

«ибо в Тебе жилище всех веселящихся»[1468], и: «Во свете Твоём узрим свет

"[1469]. Или почему Он создал ум созерцательным, а Свои свойства рассеял во всех существах, показываясь в которых, как бы в некоторых окнах, уму при духовном озарении, Он восхищает его, привлекая к Себе во время осияния?

Бог, Который есть Троичное благое Единое, все, что сотворил, то сотворил хотением. Но, конечно, то, чего хочет Бог, есть наивысшее благо, — ибо благость есть естество Его; а ум Он создал созерцателем Себя или Своих свойств, что дает способность соединять созерцающего с Единым. Следовательно, Богу желательно, чтобы ум был созерцателем Его Самого, и это — высокое благо само по себе. Бог же есть истинно и просто Единое, взирать на Которое и соединяться с Которым единовидно есть, как доказано, высокое благо.