Визитка злой волшебницы

К Нашмаркту примыкал блошиный рынок, в пестрых рядах которого можно было увидеть самые разнообразные предметы старины. На Карлплац пересекались три линии местного метро, что было очень удобно. А расположенные на площади роскошные рестораны могли удовлетворить вкус самого изощренного гурмана. Каждый раз после посещения музея или концертного зала мужчина обязательно обедал в одном из этих ресторанов.

Но главной любовью для него стал барочный шедевр Карлскирхе – Карлова церковь – с двумя входами, колоннами-минаретами, ажурной резьбой и росписью в интерьере. Церковь, построенная Карлом шестым Габсбургом в честь католического святого Карло Борромео, ныне не действовала. С ее обзорной площадки под световым фонарем можно было любоваться изумительной панорамой Вены. Но главное – здесь тоже часто проходили концерты классической музыки, и пару дней назад он слушал «Реквием» Моцарта. Под древними сводами его исполнял зальцбургский «Оркестр 1756», играющий на старинных музыкальных инструментах в сопровождении хора в 40 человек.

Закрыв глаза, седой мужчина снова перенесся под резные своды Карлскирхе. Представил себе небольшой водоем перед входом, ведущую в храм широкую лестницу с двумя ангелами, символизирующими Ветхий и Новый Заветы, а также скульптурную композицию с восседающим в центре святым Карлом и аллегорическими образами Смирения и Веры, Милосердия и Покаяния.

О покаянии мужчина в последнее время думал все чаще. Когда впервые он совершил сделку с совестью? Когда обсуждал возможность стать хранителем не принадлежащего ему несметного сокровища? Или когда не устоял перед таким сладким и таким пугающим соблазном уехать, исчезнуть, полностью поменять жизнь? Или еще раньше, когда пошел навстречу другому извечному соблазну? Аня… Анечка… Его не смутило ни то, что она почти на 20 лет моложе его, ни то, что ее до безумия, до дрожи, до обморока любил самый близкий, самый родной ему человек. Плоть от плоти, как написано в Библии. Но зов его плоти оказался сильнее.

Его совесть молчала, когда он впервые изменил жене. И когда он предал Анечкину любовь, молчала тоже. Точнее, продал. Ее и своего тогда еще не рожденного ребенка. Обменял на маленькую, уютную квартирку на Мюльгассе, на Карлплац, на вечную музыку вечного города, наполняющую сердце, но так и не изгнавшую печальные мысли.

Много грехов было у него за плечами. И только сейчас пришло ощущение расплаты. К старости, что ли… Только расплачивались за его грехи почему-то совсем другие люди. Старший сын, который так и не смог его простить… Дочь, маленькая принцесса, которую он не видел уже много лет… Младший сынишка, ему так и не довелось подержать его на руках… Жена… И она… Аня, Анечка. Его незабытая боль. Его звенящая на одной пронзительной ноте струна. Его маленькая девочка с глазами раненого олененка.

Он знал, что она так и не смогла его разлюбить. Знал, что, уже много лет живя с другим мужчиной и родив ему дочь, она все равно отказывается выйти замуж. Потому что верит, что он вернется к ней. Позовет к себе. Позволит вместе ходить по старым венским улицам. Вместе слушать бессмертную музыку, любовь к которой он привил ей в самые первые счастливые мгновения, оставшиеся в далеком прошлом.

Седой человек вытер подступившие слезы. Он знал, что будет делать сегодня. В такие минуты, когда тоска по прошлой жизни становилась невыносимой, он отправлялся в Аннакирхе – церковь Святой Анны, расположенную на улице Аннагассе. Там, под звуки музыки (а как же иначе), он вспоминал земную женщину с таким же именем и молился о ней.

Сегодня здесь давали «Времена года» Вивальди. Струнный оркестр, состоящий из выпускников лучших консерваторий Европы, подчеркивал бессмертие венской классики. Как всегда, ему стало легче. Выйдя на улицу, он снова вытер выступившие, но теперь уже только от мороза, слезы. Ничего не поделаешь. Выбор он сделал много лет назад. И изменить его нельзя. Да и не надо.

Изменить ничего нельзя. Да и не надо ничего менять. Пусть все идет как идет. Тем более что идет оно неплохо. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! Криминальный авторитет Архип был человеком суеверным.

Всевозможные приметы были единственным, во что он верил. Кроме денег, конечно. Деньги давали силу и власть, а соблюдение всяческих ритуалов – возможность их приумножать, не особо оглядываясь на закон.

Архип не «свято чтил уголовный кодекс» (дилогия про Остапа Бендера была единственной книжкой, которую он держал в руках вне программы средней школы, кстати так и не оконченной). Еще в неприкаянном детстве (он рано привык к тому, что, по большому гамбургскому счету, никому в своей семье не нужен) Архип понял, что только деньги решают, какое место ты занимаешь в дворовой табели о рангах.

За деньги можно было купить папиросы и продажных девок. За деньги арендовать тощий грязный матрас, на котором девки обучали его, несмышленыша, азам любовной науки. За деньги наливали технический спирт, а за деньги побольше – настоящий самогон.