Вкус полыни

Но тут мой взгляд натыкается на двенадцатикилограммовые гантели отца, лежащие в углу. Их моя мать нередко использует в качестве гнёта при засолке капусты. Я спрыгиваю со стула, хватаю одну из них и вновь пытаюсь встать на стул, но теряю при этом равновесие. Стул делает крен, и я падаю вместе с гантелей на пол. Услышав шум в сенцах, отец распахивает дверь и видит меня, корчащегося от боли. Ему становится понятным, чем вызвано моё падение. Он берёт меня на руки, вносит в спальную комнату и кладёт на свою кровать.

– Скажи, сын, нападение на чеченцев в гостинице твоих рук дело? – спрашивает он меня.

Я, молча, киваю ему в ответ головой.

Раздаётся стук в дверь. Отец выходит в коридор. Это пришли чечены. Я прислушиваюсь к их диалогу.

Чечены: мы принесли тебе деньги, много денег. В милиции сказали, что нужно прощение от тебя.

Отец: мне не нужны ваши деньги. Я ничего писать не буду, и не приходите больше ко мне. Придёте ещё раз пожалеете об этом.

Чечены: Не пугай нас. Ты сам виноват. Ты напал на нас в военкомате.

– Ах, вот как! – слышу я гневный возглас отца и следом какой-то грохот.

Я выскакиваю из спальни и вижу лежащего на полу верзилу с окровавленной головой, и отца с разбитой табуреткой в руке, склонившегося над вторым чеченцем, сидящим у печи. Тот, закрыв свою голову руками, что-то бормочет на своём языке.

– Тащи своего друга во двор, там увидишь ведро с водой, смой с него кровь. Если сунетесь назад в дом, то получите по пуле в лоб. Всё! Наш разговор окончен, теперь мы в расчёте, – кричит им вслед мой отец. – Заявление я из милиции сегодня же заберу.

Чечены уходят. Отец идёт к своему ружейному шкафу, стоящему в углу за комодом, достаёт из него охотничье ружье и говорит мне:

– Всё, сынок! Расчёт с них получен. Выкинь из своей головы мысль о мести за меня. Я сам разобрался с ними.

– Папа, ты правильно все сделал. Пусть знают наших, а то совсем обнаглели! – восторженно говорю я.

Побыв некоторое время дома, я убегаю сообщить эту новость своему другу Расе. Всю дорогу меня раздирает гордость за своего отца. Какой он у меня молодец!

Жаль, что моя мать так не считает. У женщин свои представления насчёт того, насколько хорош её муж. Ссорятся мои родители нечасто, ибо мать умная женщина и не докучает своему мужу, несмотря на то, что она совсем нетерпимо относится к его мужским шалостям, которые иногда имеют место быть. В их семейных спорах я всегда на стороне матери, может потому, что я у неё первенец и родился к тому же восьмого марта.

Кем я буду, когда вырасту, я не знаю. Мать советует мне, чтобы я после десятилетки, вместе с моим двоюродным братом Геннадием, поехал поступать в Красноярское художественное училище имени Василия Ивановича Сурикова. Ей очень нравятся несколько рисунков, нарисованные мной маслом на тему «Дельфиниада». А ещё она в полном восторге оттого, что я по памяти рисую профили вождей мирового пролетариата: Маркса, Энгельса и Ленина. В связи с этим она пророчит мне такую же судьбу, как у моего школьного учителя по рисованию, отличавшегося необыкновенным талантом, которого все в школе называли не иначе как «Буратино», потому как у него большой сизый нос.

Отцу же больше всего нравится картина, названная мной кромешным словом «Ад». Матери сюжет этой картины очень не нравится. Её пугают кричащие, перекосившиеся от боли лица грешников, которых черти поджаривают на сковороде, при этом одного из них они заставляют лизать горячую сковороду. Отец же лукаво подначивает её:

– Всех вас коммунистов-безбожников ожидает такая участь.

Однажды во время ужина я выказываю родителям своё желание после окончания восьмого класса поступить в Омское речное училище. За столом на мгновение воцаряется гробовое молчание, которое затем нарушает отец, напевая забавную песенку:

Плывёт по речке Омка старая кастрюля,

На ней не видно ни паруса, ни руля…

После чего говорит:

– Речка – это хорошо, но море лучше. Подумай лучше, сын, над своим поступлением в высшее военно-морское инженерное училище. Такое училище, к примеру, есть во Владивостоке.

И тут я крепко задумываюсь. Стать военным моряком – это так неожиданно для меня. Может, мне стать не моряком, а просто военным, ведь Владивосток находится очень далеко от моего дома…

Глава третья

– Похоже, что с нашего сына никакого толку не будет. Не стать ему приличным человеком, – слышу я голос отца, он разговаривает с матерью. – На носу выпускные экзамены, а у него адреналин в крови кипит. Надо же додуматься, своего школьного учителя по астрономии из-за девки поколотить, – возмущается он.

Мать некоторое время молчит, а потом горестно хмыкает.

– В нём не только адреналин кипит, но ещё и гормоны бесятся. Он весь в тебя…, – умолкает она на полуслове, шмыгая при этом горестно носом.