Владетель Ниффльхейма (СИ)

Лужи просыхали. От них оставался белесый налет, который тут же трескался и трескал сам камень, сдирая яркие его краски. Они облазили чешуей бабочкиных крыл, липли к штанам и ладоням, оставались на них следами позора.

Нет никакого позора в том, чтобы выжить!

Нет позора!

— На берег ступил кольцедробитель славой овеян. Себя он назвал победителем Хельги. Рассказывал громко всем, что боролся и как поборол, наземь обрушил йотуна сына, и жизнь его отнял верным ножом. Славу кричали ему храбрецы и громкую вису сложили. Лишь черная кошка, вплавь перебравшись на берег, щурилась хитро и в спину глядела.

Бездна, проглотившая дождь, вновь наполнялась туманом, пряча от глаз скалы и уступы.

Но Алекс знал — они есть.

— Домой отправился Космобородый, щит алый подняв над драккаром своим. И многих встречал он огнем и железом. И крови бессчетно волнам отдал. Смеялись крылатые дочери грома, свистели ветра и череп Имира багрянца был полон. И все говорили: вот хёвдинг, подобный делами героям, что мир сотрясали во славу богов. Лишь черная кошка хитро? улыбалась да в спину смотрела.

Здесь нет кошек, да и вообще ничего, кроме тумана, который крадется по следу Алекса. И Алекс слышит шаги.

Идут. Догоняют.

Торопят.

Алекс не станет бежать: опасно бегать над бездной.

— И вот Трюггассон сказал кошке так: чего ты желаешь? Готов был отдать и злато, каменья, людей, корабли, но кошке-то что до людского богатства? Мяукнула лишь и исчезла в ночи.

Мьёлльнир замолчал. И Алексу стало совсем жутко, прямо до слез. Всхлипывая, он карабкался, переползал со ступеньки на ступеньку, спеша преодолеть их как можно больше. Туман догонял.

— Дальше! — потребовал Алекс, останавливаясь. Всего на секунду, чтобы перевести дух. — Дальше что было?

— Он начал убивать кошек. И черных, и рыжих, и белых, всяких, которых встречал. Он ненавидел их столь же люто, сколь ненавидел данов и свеев. А потому резал, колол, топил и жег. Только одну, ту самую, которая пила из лужи кровь Хельги, так и не сумел поймать.

Туман тотчас вылепил десяток кошек. У них были нелепые раздутые головы и тоненькие лапки, которые разъезжались и разрывали тело надвое.

— Кошки ведь не было, так? — Алекс поднялся. — Не было никакой кошки?

— Не было, — согласился Мьёлльнир. — Кошки не было. А страх был. Страх…

— Я знаю: страх — убивает.

И то, что идет по следам Алекса, не слишком-то торопясь, потому что не сомневается: бежать некуда, оно тоже собирается убить.

Когда-нибудь потом.

А ступени закончились. Биврёст превратился в ленту, разноцветную, как рукоять старого ножа, который отец хранил в память о чем-то, а о чем — не говорил. И как на ноже, на мосту виднелись глубокие царапины. Некоторые плитки вывалились, и бездна лукаво поглядывала на Алекса снизу.

Первый шаг дался с трудом, а второй был ничуть не легче первого, но в конечном итоге это уже не имело значения. Впереди, вспарывая рыхлые туши туч, поднимались горы.

— Знаешь, — сказал Алекс, придерживая рукоять Мьёлльнира. — Мне здесь как-то… не нравится.

Не было позвонков и костей, не было штыря, который держал кости. И рог, преградивший путь, вовсе не золотом пылал. Медь позеленела от времени и в прикосновении была скользкой, противной. Но Алекс все равно взял рог в руки, содрогаясь от отвращения.

Но дуть передумал.

Алекс шел над бездной, разглядывая ее в прорехи плит. И удивляясь тому, что еще совсем недавно боялся. Бездна злилась на Алекса, протягивала бесплотные лапы, но не имела сил схватить и стащить с моста. Мьёлльнир молчал, и каким-то совсем уж нехорошим было это молчание.

Приближались горы. Базальтовые звери с седыми гривами ледников, с редкой шерстью снега и разверстыми пастями ущелий. Звери кричали голосами ветров, и Алекса оглушал этот крик.

— Если ты хочешь, — очень тихо произнес Мьёлльнир, — то еще не поздно уйти.

— И до конца жизни гоняться за кошками?

Обындевевшие ресницы норовили слипнуться, глаза резало осколками льда, но Алекс шел, уже не думая про мост и про бездну, про то, что упадет или замерзнет. И семицветная дорога Биврёста закончилась у гранитного языка.

— Мы дошли? А дальше что?

Мьёлльнир молчал. Мьёлльнир не нужен, ведь Алекс все видел сам. Повернувшись к пропасти лицом, он поднес рог к губам и дунул, сколько было сил.

И не воздух — сам Ниффльхейм завизжал. Сотни и тысячи голосов ударились о низкое небо, и разбились, упав в пропасть. Но продолжая жить, они карабкались, цеплялись искореженными руками за копья и стрелы, чтобы снова упасть. Тени заполняли бездну. И бездна задыхалась под их тяжестью.

Биврёст же вздрогнул под весом восьминогого жеребца. Птицей летел он, но пусто было седло.

Алекс поднял молот.

Ближе!

Пена срывалась с конской морды. В шалых глазах плясали грозовые отблески. Хрипел восьминогий.

Описав дугу, молот ударил о камни. Брызнули искры. Застонал Биврёст, но выдержал первый из ударов. Алекс же, сдерживая стон в вывернутых руках, ударил снова, и снова… и уже потеряв счет ударам, крушил радугу.