Владимир

В палате постепенно надышали; из-за Днепра поднялось солнце, и хотя на улице морозно, но лучи его ласково греют.

– Так что же скажем василикам, дружина моя? – спросил князь.

Первым вышел вперед и остановился перед князем тот же Воротислав.

– Из каждого дела пользу надо извлекать, – сказал он. -Императоры о своей выгоде помышляют. Русские люди та-кожде о себе пекутся… Крови на бранях с ромеями мы, кня-же, море пролили, ратоборствовали немало, а ничего мечом не добились.

Воевода Волчий Хвост поддержал Воротислава: – И не можем, не можем, княже, идти нынче на брань… Золотая палата шумела, потоки розовых лучей бились о стены, играли на знаменах, княжьих доспехах.

– Значит, не дадим помощи императорам? – спросил князь.

– Почему не дать? – Лицо Воротислава стало суровым. -Не сказывал я, княже, такого. Говорил про мире императорами, а не про брань.

– Не разумею, мужи мои, – удивился Владимир. – Что мир, а что брань?

И тогда уже несколько бояр и воевод, перебивая друг друга, закричали:

– На брань ходили князья Олег, Игорь, Святослав, множество людей полегло, лилась кровь и все всуе, напрасно…

– Мудра была княгиня Ольга, не с дружиной ездила в Царьград, а с мужами, послами да купцами, о купле и продаже говорила, посвоиться с императорами хотела.

Эти слова больно задели Владимира: верно, его бабка Ольга, он точно это знал, будучи в Константинополе, хотела и домогалась, чтобы император дал в жены его отцу Святославу порфирородную дочь, однако, хвала богам, этого не случилось, – он, Владимир, родился не от царевны, а от рабыни Малуши.

Владимир ответил боярам сердито, зло:

– Княгиня Ольга, мир праху ее, ничего не достигла с куплей-продажей, да и с императорами не породнилась.

– Вот и худо, худо, княже… – послышались голоса.

– А почему? Говорите, мужи!

И бояре, воеводы, мужи говорили:

– Княгиня Ольга не договорилась о купле и продаже, но мы торгуем и будем торговать, без того не проживешь.

– Не договорилась она и о вере, а погляди, княже, и в городе Киеве, и повсюду на Руси полно христиан…

– Наши боги больше не помогают нам, княже, не можем более жити по старому закону и покону, кто заступится за нас и за тебя?

– Жизнь многотрудная стала, княже, земли имамо, а идут они супротив нас, достатки имамо, а кругом татьба.

– Не токмо мы, но и убогие люди ко Христу обращаются -аще не на земле, то на небе будет лучше… Христос утверждает богатого и бедного, перед ним все равны, а после смерти уготован рай.

– Видел я икону греческую, – промолвил, горько улыбнувшись, Владимир, – добро тем, кто сидит одесную Бога, но горе тем, кто в геенне огненной.

– Суди справедливо, княже…

Собственно, такие беседы с боярами и воеводами были не впервые – князь Владимир сам видел и знал, что старые законы и обычаи умирают. На требищах перед древними богами угасают огни, жертв не приносят, на Горе, в городе Киеве и повсюду на Руси люди мечутся в поисках новой веры: богатый, чтобы утвердить свои права, бедный, чтобы верить во что-нибудь, хотя бы в рай…

А разве сам он не думал о том же, когда ходил в далекие походы, обозревал земли, спал под открытым небом, вглядывался в его таинственную глубь, думал о себе и о всей Руси?!

К нему приходили благовестники, проповедники, учителя иных вер: священники папы римского, муллы черных булгар, веривших в Магомета, на развалинах Саркела князь Владимир долго беседовал с реби Ийохонаном Бен-Закаем, который всячески расхваливал и называл единственно справедливой свою веру.

Однако князь Владимир в своем воображении связывал непосредственно веру с жизнью; не любы были ему благовестники папы римского, утверждавшие неминуемую победу католичества во всем мире; отвратительны булгарские ропаты, омовения и намазы, когда падают ниц перед неведомым Богом: хрупка вера и у хазар, что рассыпаны по всему свету.

«Христос освящает державу князя, боярина и низкого, благословляет всех, обещает праведникам рай, злым ад», -недаром грядет эта вера в мир, властно вступает и на Русь.

– Я и дружина моя, – говорит князь Владимир, – думали над тем, о чем просят нас императоры ромеев, и порешили Дать им помощь – шесть тысяч воев.

Воеводы Горы довольны: это они обещали князю собрать и снарядить воинов, дать им коней и оружие.

– Однако, – продолжает князь, – помогая Византии, мы хотим говорить и о нуждах наших, и еще о том, дабы между нами с Византией мир, любовь, дружбу имати, дондеже светит солнце.

Василики, взволнованные и окрыленные таким началом, слушают толмачей, которые переводят слова князя.

– Мы утверждаем и требуем, чтобы императоры утвердили и нерушимо блюли древние ряды.

– Императоры утверждают, – в один голос сказали василики.

– За нашу помощь, ныне оказываемую, Византия заплатив дань: по десять гривен за каждого воина и тысячу гриь вен городу Киеву.

– Императоры согласны дать дань за воинов и городу Киеву.

– Мой отец, князь Святослав, – продолжал Владимир, -положил в Доростоле с императором Цимисхием ряд, по которому и русские и ромейские вой должны были покинуть Болгарию. Князь Святослав ушел, почему же ваши акриты и поныне стоят на Дунае?