ГЛАВА 6
Любовь и поэзия: Петроград, 1914–1917
Жадное, необузданное воображение Мартына не могло бы ладить с целомудрием.
…во всякой книге, где описывалось постепенное развитие определенной человеческой личности, следовало как-нибудь упомянуть о войне… С революцией было и того хуже. По общему мнению, она повлияла на ход жизни всякого русского; через нее нельзя было пропустить героя, не обжигая его, избежать ее было невозможно.
I
В то время как Набоков знойным летом 1914 года входил в роль поэта, надвигалась война, которая позднее привела Россию к революции и навсегда изменила ход жизни юного стихотворца.
28 июня 1914 года в Сараеве сербский террорист застрелил австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда. Австрия, видевшая в Балканах желанную добычу, обвинила в убийстве сербское правительство и потребовала предоставить ей фактический протекторат над своим соседом. Россия, которая сама была не прочь вонзить зубы в Балканы, воспылала негодованием по поводу того, что другая страна столь грубо потянулась через Европу за лакомым кусочком. В течение июля 1914 года, когда в Санкт-Петербурге все сильнее ощущалось приближение войны, министры Николая II все с большим неодобрением читали редакторские статьи Павла Милюкова в «Речи», где он предостерегал Россию от участия в европейском конфликте. Владимира Дмитриевича Набокова вызвали из Выры в столицу: «Речь» была в опасности. 17 (30) июля — в день объявления войны — газету закрыли2
.Но лишь на три дня. Националистический угар быстро свел на нет радикальные настроения, которые неуклонно набирали силу в России начиная с 1910 года. Рабочие, еще в июле готовые начать всеобщую стачку, теперь открыто признали свою верность царю. Патриоты, среди которых был дядя Набокова Василий Иванович Рукавишников, провели демонстрацию у немецкого посольства, всего в нескольких шагах от набоковского особняка. Некоторые из демонстрантов ворвались внутрь, сломали декоративную решетку над фасадом, выбросили из окон бумаги и мебель и подожгли их; один из служащих посольства был убит. Хотя в целом кадеты и те, кто стоял слева от них, были противниками подобного грубого шовинизма и обозначали свою позицию, продолжая по-прежнему называть столицу Петербургом, а не Петроградом, как это теперь было официально принято, Милюков вскоре возглавил кампанию, раздувающую милитаристские настроения3
. Появившийся повод для волнений, легко возбудимая толпа, с готовностью откликающаяся на призывы к насилию, переход на империалистические позиции виднейшего российского либерального политика — такое сочетание служило недобрым предзнаменованием для страны.Как прапорщик запаса Владимир Дмитриевич был мобилизован 21 июля (3 августа). Облачившись в серую пехотную шинель, он отправился со своим полком на север, в Выборг, а его семья вернулась в Петербург. По примеру других светских дам Елена Ивановна занялась тыловой работой, добросовестно, но довольно неумело соорудив собственный лазарет для раненых, надела ненавистную ей серую с белым форму сестры и при этом до слез расстраивалась из-за неэффективности досужего милосердия4
.Когда начался учебный год, в голове у Владимира была одна поэзия. Не проходило и дня, чтобы он что-нибудь не сочинял. Одно короткое и «чудовищное» стихотворение о «первом из залитых лунным светом садов с эпиграфом из „Ромео и Джульетты“» было переплетено в нарядную лиловую обложку и подарено нескольким друзьям и знакомым. Судя по единственной строчке, запомнившейся Набокову («Над рододендроном вьется она»), лепидоптерология проникла в его стихи уже в ту раннюю весну его длинной литературной карьеры5
.