Владимир Набоков: русские годы

Его отец недавно умер, семья была разорена, и, за недостатком денег на железнодорожный билет, бедняжка проделал верст сорок на велосипеде. На другое утро, встав спозаранку, я сделал все возможное, чтоб покинуть дом без его ведома. Отчаянно тихо я собрал свои охотничьи принадлежности — сачок, зеленую жестянку на ремне, конвертики и коробочки для поимок — и через окно классной комнаты выбрался наружу. Углубившись в чащу, я почувствовал, что спасен, но все продолжал быстро шагать, с дрожью в икрах, со слезами в глазах, и сквозь жгучую призму стыда представлял себе кроткого гостя с его большим бледным носом и траурным галстуком, валандающимся в саду, треплющим от нечего делать пыхтящих от зноя собак — и старающимся как-нибудь оправдать мое жестокое отсутствие⁶⁹

.

Когда героиня романа Джейн Остин «Эмма» в Боксхилле обижает своей заносчивостью мисс Бейтс, нужна суровая критика Найтли, чтобы она поняла всю жестокость своей бесчувственности, но она переносит его упреки так, «как не могла бы их перенести ни одна другая женщина в Англии». В душе у Набокова, оставившего Николая Шустова одного «валандаться» в чужом доме, жил свой Найтли — пример отца с его щепетильной заботливостью обо всех, нуждающихся в его защите, — который заставлял его испытывать муки совести. Набоков на всю жизнь запомнил пережитый стыд: пройдет время, прежде чем он преодолеет юношеский эгоизм, но, преклоняясь перед отцом, он готов был скорее, чем любой другой мальчик в России, овладеть и отцовским моральным кодексом.

Сохранилось одно подробное и непредубежденное описание характера юного Набокова, подтверждающее, как сильно Владимир старался следовать заповедям и примеру отца. В начале 1914 года один из его учителей — имя его, к сожалению, неизвестно — столь же внимательно наблюдал за учащимися, как Владимир за учителями. Его отчеты о набоковском классе представляют собой проницательный, глубокий и откровенный анализ характеров учеников. Один — хотя и «очень способный, работящий, серьезный, но до болезненности самолюбивый мальчик». Другой — «ленив, запустил все курсы. Сотни всяких оправданий, отговорок. Задира и жалобщик. Хитрит, лукавит, может обмануть; сделает дурное и смотрит в глаза как невинный». Друг Набокова Самуил Кянджунцев «очень хороший работник», но «с дозой лукавства, шалостей и развязности». Еще более близкий друг, Самуил Розов, предстает образцовым учеником: «Очень серьезный, сознательный, способный, выдержанный, самостоятельный мальчик. Хороший ученик!» На другом полюсе класса находится Григорий Попов: «Простодушно-ограниченный, житейски-опытный, чуждый и даже враждебный к школьным научным интересам, грубый в выходках, шутках, остротах, всегда готовый к кулачной расправе — Попов является тяжелым в воспитательных отношениях. В трудные моменты экскурсий, несмотря на физическое здоровье, оказался очень слабым духом, распускался и раскисал».

Набоков вспоминает себя в школе этаким щеголем с изящными швейцарскими часами, полным презрения к угнетающему общественному духу школы. Однако школьный учитель видел его иначе: «Ярый футболист, отличный работник, товарищ, уважаемый на обоих флангах (Розов — Попов), всегда скромный, серьезный и выдержанный (хотя он не прочь и пошалить), Набоков своей нравственной порядочностью оставляет самое симпатичное впечатление»⁷⁰

.

IX