Почему же власть Путина не была поколеблена? Почему его пресловутый рейтинг не уменьшался, а лишь рос в дни самых больших провалов и катастроф? Почему он стал так называемым тефлоновым президентом, на популярности которого не сказывалось ни одно общественное потрясение?
В принципе, я уже ответил на эти вопросы. Уточнить нужно лишь одно: на фоне катастроф распада Советского Союза и 90-х годов катастрофы, неудачи и поражения путинского периода воспринимались как малые и случайные величины, а путинские достижения — как выход из хаоса, причем выход, являющийся следствием действий сильного президента.
Кроме того, Путину удалось удачно маневрировать между соблюдением интересов населения в целом и правящего класса, чего абсолютно не умел, да и не желал делать Ельцин, провозгласивший в свое время наличие киви в стране победой и демократии, и рынка одновременно. Сколько человек из полутора сотен миллионов жителей России к тому времени могли, да и хотели есть киви, Ельцина не интересовало. Наконец, Путин вобрал в свои лозунги и действия всю левопатриотическую политическую и экономическую риторику (державничество), вычеркнув из нее только один пункт — коммунизм.
Это, наряду с ошибками самой КПРФ и целенаправленной деятельностью Кремля по дискредитации коммунистов, и обеспечило поражение старых левых на выборах 7 декабря.
Вообще, все партии, прошедшие в Думу 7 декабря, есть партии державнические и государственнические (антилиберальные, то есть — в нашем традиционном раскладе — левые).
В этом — парадокс власти в России, в том числе и власти Путина: побеждая под «левыми» лозунгами (лишь очищенными от ортодоксального коммунизма), проводить политику, сочетающую интересы «левого» большинства и либерального меньшинства.
Выступая 12 февраля 2004 года со своим главным предвыборным заявлением, Путин сказал поразительные вещи. Он заявил, что в начале 90-х годов страна окончательно сделала исторический выбор в пользу свободы и рынка. После этого он описал цену, которую Россия заплатила за этот выбор, — распад страны и нищета, для борьбы с которыми (первый срок путинского президентства) нужно было частично отказаться от свободы и рынка. А затем (финальная часть выступления) заявил, что целью его второго президентского срока станет построение в России полновесной демократии (многопартийность, независимость судов и СМИ и прочее) и полноценного свободного рынка, то есть того, что в свое время уже привело страну к развалу и нищете. В этом — кому как нравится — либо расчетливый прагматизм, либо здравый консерватизм Путина. В ночь с 14 на 15 марта на пресс-конференции Путин отказался от провозглашения, как он выразился, «завиральных идей», то есть от большой социальной утопии, вновь провозгласив своей целью всего лишь «повышение благосостояния граждан». Но это же лозунг всех последних десятилетий нахождения у власти КПСС. Слово в слово. Правда, лозунг, который в реальной политике всегда отодвигался на второй план более политизированными целями и амбициями.
А как же демократия? Многопартийность? И прочее?
Видимо, по простой и традиционной для России схеме, кстати, так до конца никогда целенаправленно и не реализованной. Реформа с учетом текущих интересов народа и перспективных интересов элиты. Закрепление на достигнутом рубеже. Лишь далее — новая реформа, более политическая, чем предыдущая.
Проблема в том, что, как я уже неоднократно писал, в России есть лишь три главных субъекта политики. Глава государства (в данном случае президент), бюрократия (правящий класс) и народ. И в этом треугольнике пассивной силой (сколько может терпеть) всегда остается народ. Внешне активной — всегда глава страны. Но внутренне активной — всегда бюрократия. Она отбирает себе основные плоды всех реформ, никогда не подпуская народ к власти до такой степени, чтобы он сам, а не она мог решать судьбу передачи властных полномочий в стране от одного ставленника бюрократии к другому.
Никакой антибюрократической революции Владимиру Путину провести не удалось — и последняя история переназначения старых министров в замы новых членов кабинета это великолепно показывает.
Антибюрократическая революция — это глубокая политическая реформа, очертания которой и само желание провести которую до сих пор не проглядываются. Трудность в том, что антибюрократическую революцию нужно осуществлять либо прямо революционным путем (с опорой на массы), то есть через некоторое насилие, либо скрыто, тайно от бюрократии. Но что значит тайно, если в этом случае реформу должен осуществлять сам бюрократический аппарат, сегодня, в отличие от советских времен, к тому же весь погрязший в коммерческих интересах?