И еще об оформлении: начиная с этого номера, мы, наряду с фотографиями, иллюстрирующими описываемый эпизод жизни, периодически будем публиковать песни, написанные В. Высоцким в тот отрезок времени, о котором идет речь в соответствующей главе. Вниманию читателей будут представлены тексты, до сих пор не публиковавшиеся.
Публикуемые тексты песен являются устойчивыми авторскими вариантами, определенными по найденным на 1 января 1988 года фонограммам авторских исполнений 1962— 1979 годов.
Не делили мы тебя и не ласкали,
А что любили — так это позади.
Я ношу в душе твой светлый образ, Валя,—
Алеша выколол твой образ на груди.
И в тот день, когда прощались на вокзале,
Я тебя до гроба помнить обещал, —
Я сказал: «Я не забуду в жизни Вали»,
«А я — тем более»,— мне Леша отвечал.
И теперь реши, кому из нас с ним хуже,
И кому трудней, попробуй разбери:
У него твой профиль выколот снаружи,
А у меня душа исколота снутри.
И когда мне так уж тошно — хоть на плаху
(Пусть слова мои тебя не оскорбят),
Я прошу, чтоб Леша расстегнул рубаху,
И гляжу, гляжу часами на тебя.
Но недавно мой товарищ, друг хороший,—
Он беду мою искусством поборол:
Он скопировал тебя с груди у Леши
И на грудь мою твой профиль наколол.
Знаю я, своих друзей чернить неловко,
Но ты мне ближе и роднее оттого,
Что моя — верней, твоя — татуировка
Много лучше и красивше, чем его.
1961
О нашей встрече что там говорить!
Я ждал ее, как ждут стихийных бедствий...
Но мы с тобою сразу стали жить,
Не опасаясь пагубных последствий.
Я сразу сузил круг твоих знакомств,—
Одел, обул и вытащил из грязи.
Но за тобой тащился длинный хвост,
Длиннющий хвост твоих коротких связей.
Потом, я помню, бил друзей твоих —
Мне было с ними как-то неприятно.
Хотя, быть может, были среди них —
Наверняка отличные ребята.
О чем просила — делал мигом я:
Мне каждый час хотелось сделать ночью брачной.
Из-за тебя под поезд прыгал я,
Но, слава богу, не совсем удачно.
И если б ты ждала меня в тот год,
Когда меня «отправили на дачу»,—
Я б для тебя украл весь небосвод
И две звезды Кремлевские в придачу.
И я клянусь — последний буду гад:
Не ври, не пей, и я прощу измену,—
И подарю тебе Большой театр
И Малую спортивную арену.
А вот теперь я к встрече не готов:
Боюсь тебя, боюсь ночей интимных,
Как жители японских городов
Боятся повторенья Хиросимы.
1961-1962
Ты уехала на короткий срок —
Снова свидеться нам не дай бог! —
А меня — в товарный и на Восток,
И на прииски в Бодайбо.
Не заплачешь ты и не станешь ждать,
Навещать не станешь родных.
Ну а мне плевать — я здесь добывать
Буду золото для страны.
Все закончилось, смолкнул стук колес:
Шпалы кончились, рельсов нет.
Эх бы взвыть сейчас, жалко, нету слез —
Слезы кончились на семь лет.
Ты не жди меня, ладно, бог с тобой,
А что туго мне — ты не грусти.
Только помни: не дай бог тебе со мной
Снова встретиться на пути!
Срок закончится — я уж вытерплю
И на волю выйду, как пить...
Но пока я в зоне на нарах сплю,
Я постараюсь все позабыть.
Здесь леса кругом гнутся по ветру,
Синева кругом — как не выть?
А позади семь тысяч километров,
Впереди семь лет синевы.
1962
Год 1962-й
«Я одно время все прыгал — все искал какой-нибудь театр свой: то работал в Театре миниатюр два месяца, потом меня оттуда прогнали; потом в театре Пушкина — там тоже что-то не случилось. Поступил в «Современник». Дали мне там дебют — я играл Глухаря в «Двух цветах».(11)
«Показ — дело особое, специфическое, чрезвычайно трудное (...) Поступающий — в «Современник» имеется в виду — играет, как правило, в фойе театра. Сидит вся труппа (...) — худсовет, главный режиссер. Показывающийся лишен привычной атмосферы спектакля, беспристрастного зала, естественных его реакций (...) А на втором туре (...) — что-нибудь из репертуара «Современника», актеры которого решают его судьбу.
Помню показ молодого Высоцкого, Он ушел из театра Пушкина от Равенских, поболтался в провинции с Театром миниатюр В. Полякова и решил попробовать свои силы [в «Современнике»].
Высоцкий (...) был сразу допущен на второй тур, И тут ему самому пришлось выбирать роли для показа (...). Высоцкий выбрал Маляра из комедии Блашенка «Третье желание» и Глухаря из пьесы Зака и Кузнецова «Два цвета». Надо сказать, что эти роли играли два ведущих лучших актера театра — Лелик Табаков и Женя Евстигнеев. Выбрать именно эти две роли было со стороны Высоцкого, мягко говоря, безрассудно. Куда вернее было наметить два слабых звена в цепи актерских работ тогдашнего «Современника» и продемонстрировать абсолютное превосходство. Высоцкий, конечно же, это понимал. Но надо помнить, что это был уже
...Сыграл, надо сказать, неплохо, но не блистательно — до наших ему [тогда] и впрямь было далеко. Не принял «Современник» Высоцкого в свое святое братство, и пошел Высоцкий искать судьбу дальше...