Шукшина, который неоднократно заявлял, что он не любит, чтобы актеры пробовались на ту или иную роль. Будучи сам актером, он знал, насколько это бывает унизительно — пробоваться и затем ждать: утвердят — не утвердят. Шукшин значительно раньше — заранее, когда писал свой сценарий,— конкретно представлял того или иного актера, который эту роль должен был исполнять. Так что вопрос о Куравлеве был решен гораздо раньше, чем съемки начались (...). Не проводили мы проб Высоцкого и на последующие картины Шукшина «Ваш сын и брат» и «Странные люди». (12)
«Наш курс [имеется в виду курс П. В. Массальского в Школе-студии МХАТ] был очень дружным, и мы, конечно, мечтали сделать свой театр. Гена Ялович в клубе имени Дзержинского пробовал создать Московский молодежный экспериментальный театр. Мы даже сделали два спектакля: «Оглянись во гневе» Осборна и «Белую болезнь» Чапека. Играли в этих спектаклях в основном наши ребята.
В общем, как курс мы существовали еще три-четыре года после окончания студии». (7)
«Мы еще на курсе пробовали создать свой театр, готовили спектакли. Но — увы! (...) В «Современнике», куда я и еще четверо сокурсников были приняты после окончания Школы-студии, играли много, и даже главные, роли. Это было прекрасное время, великая любовь! Одним словом, мы получили то, что хотели. И идея своего театру тогда как-то сама собой рассыпалась. Это было время холодов в отношениях сокурсников.
Кроме работы в «Современнике», я преподавал в Школе-студии МХАТ — был ассистентом у П. В. Массальского и И. М. Тарханова. И вот в 1963 году («Современника» у меня уже не было) предложили мне пойти в аспирантуру МХАТа. Я согласился. И тут снова возникла идея возродить наш театр. Мы с Женей Радомысленским начали репетировать «Белую болезнь» Чапека. Но где выпускать спектакль? Наконец нашли клуб на улице Дзержинского (тогда он был не МВД, а клуб СНХ)...
Репетировали мы в основном ночами после спектаклей в театрах — с десяти часов вечера и до утра. Володя репетировал роль Отца в «Белой болезни». На репетиции — а мы готовили спектакль почти год — он ходил. Хотя бывали у него «проколы». Он тогда был, как бы это сказать, ну, «трудный», что ли... Плохо у него было с работой, и вообще не складывалась жизнь». (3)
«Примерно тогда же или чуть позже — осенью — он начал цикл военных песен, первая из которых (по крайней мере, я ее услышал первой из них) — «Штрафные батальоны». Могу предположить, что ее он написал, помимо всего прочего, еще для того, чтобы показать, что он не только «блатные» песни может сочинять». (4)
Материалы, использованные в публикации:
1. Таль М. Он охотно «играл черными».— Четыре четверти пути». М.: Физкультура и спорт, 1988.-288 с.
2. Акимов Б. Из интервью с режиссером П. Н. Фоменко, Москва, 1988, 2 апреля.
3. Терентьев О. Из интервью с режиссером и актером Г. М. Яло-вичем, Москва, 1987, 10 декабря.
4. Акимов Б. Из интервью с А. В. Трещаловым, актером театра «Сфера», Москва, 1988, 26 февраля.
5. Путинцев Н. Автор спектакля — молодой режиссер.— «Вечерняя Москва», 1963, 18 ноября.
6. Акимов Б. Из интервью с кинорежиссером М. И. Туманишвили, Москва, 1988, 20 января.
7. Перевозчиков В. Из интервью с Т. В. Додиной, актрисой Театра на Таганке.
8. Тучин В. Из интервью с Т. В. Додиной, Москва, 1988, 2 апреля.
9. Акимов Б. Из интервью с режиссером телевидения Л. А. Буслаевым, Москва, 1988, 4 апреля.
10. Высоцкий В. Выступление в Калининграде Московской обл. 16 июля 1980 года.
11. Доровских И. Чимбулак на экране.— «Спорт», г. Алма-Ата, 1963, 5 марта.
12. Акимов Б. Из интервью с заслуженным деятелем искусств кинооператором В. А. Гинзбургом, Москва, 1988, 24 января.
13. Чудин Н. Белая спартакиада в разгаре (Артисты кино среди спортсменов). — «Ленинская смена», г. Алма-Ата, 1963, 12 февраля.
14. Акимов Б. Из интервью с киноактером и режиссером И. Б. Пушкаревым, Москва, 1988, 6 февраля.
Твердил он нам: «Моя она!»
— Да ты смеешься, друг, да ты смеешься.
Уйди, пацан, ты очень пьян,
А то нарвешься, друг, гляди, нарвешься.
А он кричал: «Теперь мне все одно.
Садись в такси, поехали кататься!
Пусть счетчик щелкает, пусть — все равно
В конце пути придется рассчитаться».
Не жалко мне таких парней.
— Ты от греха уйди! — твержу я снова.
А он ко мне — и все о ней.
А ну ни слова, гад! Гляди, ни слова.
Ударила в виски мне кровь с вином,
И, так же продолжая улыбаться,
Ему сказал я тихо: «Все равно
В конце пути придется рассчитаться».
К слезам я глух и к просьбам глух.
В охоту драка мне, ох, как в охоту!
И хочешь, друг, не хочешь, друг,—
Плати по счету, друг, плати по счету.
А жизнь мелькает, как в немом кино.
Мне хорошо, мне хочется смеяться.
А счетчик — щелк да щелк... Да все равно
В конце пути придется рассчитаться.
В наш тесный круг не каждый попадал,
Но я однажды — проклятая дата! —
Его привел с собою и сказал:
— Со мною он, нальем ему, ребята!
Он пил, как все, и был как будто рад.
А мы, его мы встретили как брата —
А он назавтра продал всех подряд...
Ошибся я, простите мне, ребята.
Суда не помню — было мне невмочь,