Владимир Высоцкий: Эпизоды творческой судьбы

«У нас существовал рабочий журнал, куда день за днем записывалась вся наша жизнь. Там был список членов студии с указанием места основной работы каждого из нас. Все были «прописаны» в каком-либо театре, и лишь против фамилии Высоцкого стояло — «актер кино», потому что места работы как такового у него просто не было». (2)

«В этом спектакле [«Белая болезнь».— Авт. ] я играл главную роль — Галина. Поэтому всех актеров хорошо помню. Вильдан замечательно играл барона Крюга. Самые большие муки были с Сигелиусом, которого сначала репетировал Зимин, потом репетировал и играл Круглый, затем Вилор Кузнецов. И почему-то все от этой роли в конце концов отказывались. Мать играла Карина Филиппова, а Володя репетировал Отца. Причем выходило у него здорово». (7)

«14 октября 1963 года. 3 часа 15.00. 1-й акт, 2-я картина. Репетировали сначала без Вильдана, который задержался на репетиции в театре и опоздал на 1 час 20 минут. В 3 часа совершенно случайно в студии собрались актеры, занятые в 3-й картине 1-го акта — Филиппова, Епифанцев, Высоцкий. Была одна из наиболее ценных репетиций, которая очень продвинула сцену вперед. Да здравствует самодеятельность...» (9)

«Жизнь шла настолько бурная, активная, напряженная, что пути наши постоянно пересекались, и нас действительно многое связывало. Отношения были дружескими, хотя иногда острыми, как это порой бывает между друзьями. Но это не мешало им оставаться близкими — мы ведь занимались одним делом.

Володя был человеком открытым в каких-то своих плоскостях существования, но имелись слои, куда он никого не пускал. А так — очень доброжелательный, очень беззлобный, во всяком случае в общении с друзьями, с товарищами. Быстро шел на контакты, быстро доверялся людям (по крайней мере, в тот период. Со временем это, вероятно, изменилось, но тогда было именно так).

С самых первых встреч — в контактах, в компаниях, в работе у нас возникло с ним какое-то человеческое доверие. То есть я мог быть неуверенным, что Володя сделает какое-то дело, потому что его могла сбить его тогдашняя неорганизованность, его темперамент. Но что он не продаст, не предаст, не наврет — вот тут с самого начала такая уверенность существовала.

То, что Володя всегда был желанен в любых компаниях — это безусловно. Но предполагать, кем он станет впоследствии, в ту пору не представлялось возможным. Веселый парень,— очень музыкальный, живой, заводной, поющий песни. Причем, поначалу больше чужие, чем свои, — такие приблатненные (тогда только-только появлялись у него свои песни). Гитара существовала все время, сколько я его помню. Но на гитаре играли многие его товарищи, так что это было вполне естественно.

Поскольку мы ставили ни больше ни меньше, как «Белую болезнь» — пьесу глобальную, серьезную, философскую, то и сфера наших интересов была довольно широка. Общались мы по большому диапазону — от самых поверхностных вещей до философских споров и политических проблем. И Володе это было не чуждо. Он во всем принимал участие. Но тогда Высоцкий был просто нашим товарищем, одним из нас, и опять же никак не ощущалось, что он — человек с таким легендарным будущим.

О широте его интересов уже в то время свидетельствует характерный случай. Я очень хорошо запомнил один вечер, когда на одной из наших встреч в компании мы уединились с Володей, и я ему читал много своих стихов (мы все в какой-то период этим увлекались). И Володя очень терпеливо все это слушал, очень участливо. И меня тогда поразила тонкость его восприятия. Это немного необычно было для стиля и ритма наших тогдашних общений — он вдруг проявил какую-то тонкость, квалифицированность в понимании поэзии — что в ней имеет вес, а что идет мимо. Отношение к поэзии у него уже тогда было не рядовое, он понимал и ощущал ее во всей полноте и многообразии». (1)

«С проспекта Мира — со своей родной Первой Мещанской мы в конце 1963 года переехали в Черемушки, поменяли квартиру, расстались с соседями, с которыми прожили рядом 35 лет. Выросла моя семья, требовались другие условия. Так, в Черемушках на улице Телевидения (позднее — улица Шверника) мы имели отдельную квартиру из двух изолированных комнат.

— Мамочка, выбери комнату, какая тебе больше нравится. Как ты скажешь, так и будет...— говорил Володя.

Я расположилась в комнате, где были стенные шкафы, ко мне же поставили Аркашину кроватку». (3)

«В конце 1963 года спектакль мы уже выпустили. [Премьера состоялась 9 декабря]. Позднее о нем появилась даже какая-то пресса, была передача по телевидению. Володя был на премьере, но Отца он тогда так и не сыграл. Как раз в то время он занимался в каком-то клубе — вел кружок художественной самодеятельности, зарабатывал деньги. И кроме того, в самые напряженные дни выпуска спектакля он периодически куда-то надолго исчезал — уезжал то ли на съемки, то ли на заработки». (7)