Владимир Высоцкий. По-над пропастью

Тексты прошли на «ура». Пластинка Хиля с песней «Когда я спотыкаюсь на стихах» вышла, а позже текст и ноты были опубликованы в сборнике «Поет Эдуард Хиль». Автор — В. Высоцкий.

Владимир объяснял себе и другим: «Есть люди, которые не любят мои песни. Бог с ними! Как говорится, на вкус и цвет... А есть просто люди туповатые...»

— Когда он подошел ко мне в Доме звукозаписи на Качалова, — вспоминал Георгий Гаранян, руководитель фирменного ансамбля «Мелодия», — и предложил записать диски с его песнями. Я в ответ: «Ха-ха! Как это может быть? Тебе и с концертами еле-еле и непонятно где позволяют выступать...» А он: «Все в порядке. Не веришь?» И выложил подписанный наряд на запись 24 песен! У меня челюсть отвисла... Думаю, за него замолвила слово Марина Влади, которая была членом Французской компартии, причем нерядовым. Видимо, советские власти не смогли ей отказать.

Работоспособность у него была потрясающая! Мы по 10 часов работали без перерыва и просто валились с ног от усталости. Он говорил мне: «Я ничего в музыке не понимаю, кроме того, что пишу песни». Предоставил записи своих песен, которые надо было сначала расшифровать, а затем написать по ним партитуры, и это работа, надо сказать, не из легких. Но мы сделали ему аранжировки, то есть «одели» его песни в одежку и записали их... Работалось с ним очень весело. Чтобы развлекать нас во время долгих и утомительных сессий записи, он время от времени брал гитару и пел свои песни... Как-то во время записи у нас в студии оказалась группа артистов из Большого театра. До сих пор помню, как мэтры классики валились от смеха, впервые услышав Володину песню «Шмнастика».

Музыканты, технические работники студии каждый раз с нетерпением ждали появления Высоцкого и Марины Влади. Звукорежиссер Игорь Вагин глаз от них не отводил: «Марина на диванчике сидела... Ноги мне ее запомнились: такие красивые, в тончайшие чулки затянутые. Очень элегантно у нее получалось почесывать одну ножку другой... Представляешь, моль огромная откуда-то вылетела и прямой наводкой к Влади. Высоцкий так ретиво ее от насекомого спасал, что даже аппарат нам снес, «Штуцер 37». А работал, записывался Володя очень легко. С Мариной, конечно, повозиться пришлось...»

Одновременно с ними на «Мелодии», но в другой студии записывалась Людмила Гурченко. Они случайно встретились: «Богиня экрана обаятельно, делово, с напором доказывала, что нужно выпустить «гран-диск» Воледи. «Мариночка, Мариночка», — останавливал ее Володя своим чудным голосом. Да, действительно, Володя был другим. Красивым, высоким, и неземная Марина не казалась родом с ним большой, затмевающей. И пел по-другому. В его голосе появились такие нежные, щемящие обертоны... «Воледя, спой еще! Ой, Воледя, что ты со мной делаешь!» И обнимала его, и голову ему на плечо укладывала... От этой пары исходило такое сияние, что — ну не знаю — если на свете и есть настоящая любовь, то, ей- богу, это она!»

Потом оказалось, что записать песни — это полдела. Главное — получить разрешение на выпуск тиража, требовался новый завизированный наряд. Георгий Шахназаров, один из плеяды андроповских вольнодумцев, решил вмешаться в ситуацию. Тут, вспоминал си, раздался звонок, и властный женский голос спросил: «Это товарищ Шахназаров?». «Да, Екатерина Алексеевна», — ответил я, узнав Фурцеву.

Последовал диалог:

— Вы проталкивали пластинку с песнями Высоцкого?

— Да.

— Зачем вы это делали?

— Потому что это талантливый человек, которого зажимают, ему надо дать дорогу.

— Так вот, не вмешивайтесь не в свои дела.

— Как ответственный работник ЦК, считаю, что мне до всего есть дело.

— Я вас предупредила. Будете продолжать — вылетите! — и повесила трубку».

Ну, а режиссеры «Мелодии» по две-три песни расхватывали записи Высоцкого и потихоньку выпускали: сегодня — одну, завтра — другую, послезавтра — третью...

Позже была еще одна большая сессия звукозаписи на «Мелодии», фотохудожник Валерий Плотников сделал изумительные снимки для обложки будущего альбома. Но и записи, и иллюстрации еще долго пылились в архивах фирмы с пометкой «До особого распоряжения». Хотя новый союзный министр культуры Демичев клялся-божился «ускорить процесс». Они с Мариной были у него на приеме. Внешне все выглядело максимально доброжелательно. А Высоцкий смотрел на министра и почему-то вспоминал Бабеля: «Мы встретились со Сталиным и, к моему несчастью, друг другу не понравились».

Когда после смерти Высоцкого Марина поинтересовалась судьбой записей, ее, по словам Плотникова, просто отшили: «А кто вы теперь такая? Так, вдова...» Позже спохватились.

«ЧТО ОСТАЕТСЯ ОТ СКАЗКИ ПОТОМ?..» 

Нина Максимовна всплеснула руками, узнав, что сыну предлагают заняться сказкой Кэрролла о девочке Алисе:

— А я ведь тебя хотела Алисой назвать. То есть, не тебя, конечно, — смешалась мама, — если бы вместо тебя родилась девочка...

— Святителям спасибо. А насчет сказки я еще ничего не решил.