Владислав Листьев. Послесловие…

ЛЕОНИД ЯРМОЛЬНИК. То же самое с машинами. Начинал он, кажется, с «Оки», и я его всегда обгонял, потому что был старше и всегда неплохо зарабатывал. Помню, у Влада появилась первая «вольво», а у меня уже был «Мерседес». Перед смертью он купил «Мазду». После Влада она потом долго стояла у меня, потом у Макаревича.

АЛЬБИНА. С нашей первой машиной, этой самой «Окой», у нас было много чего связано. Влад ведь никогда не занимался самоистязаниями и не мечтал о вещах, которые были ему недоступны. Когда появилась возможность приобрести машину, у него появилась и любовь к ним. А начинали мы с машины для меня. Влад купил мне «Оку», тогда ее еще невозможно было достать, она не появлялась в продаже. Влад получил ее за игру в «Поле чудес» в каком-то городе, где находился этот завод. Директор вбил в контракт получение машины.' Своей у Влада не было еще довольно долго. Я не стала ездить на этой машине, потому что раньше научилась водить автомобиль с автоматической коробкой передач и не смогла переучиться. Потом мы эту «Оку» отдали Ксюше Стриж, она еще кому-то. Надеюсь, у нее была долгая жизнь. Вот на этой «Оке» Влад и учился водить. Чтобы в нее залезть, ему — с его-то ногами — приходилось складываться в три погибели. В один из первых дней учебы я поехала с ним по городу. По-моему, вела себя прилично, не комментировала, не кричала: «Смотри, на нас едет грузовик!» В общем, держала себя в руках, но когда мы вернулись часов в пять вечера, я мгновенно заснула и проспала до следующего дня. Это был нервный шок,

А еще был нервный шок у гаишника, который однажды остановил нашу «Оку», и оттуда, очень постепенно, раскладываясь, стал вылезать Листьев. А к тому моменту уже писали про баснословные заработки в «Поле чудес». Милиционер сильно побледнел и очень тихо сказал: «Идите...» Это потом у нас появилась «девятка», и Влад стал получать удовольствие от машины — удовольствие физиологическое. Он мог прийти с работы, после эфира — уставший, никакой, — раздеться, сесть на край кровати, посмотреть на меня глазами спаниеля и сказать: «Пошли покатаемся...» Или вот еще. Мы едем куда-нибудь, и совершенно невозможно было попросить его остановиться возле булочной, вообще остановиться. Это было равносильно личному оскорблению. Остановка движения причиняла ему физиологическую муку. Он приезжал домой, садился, а потом отдельно ехал за хлебом. Наверное, ощущение движения было заложено в его натуре. Он мне как-то говорил, что если бы начать с детства по новой, то он скорее всего стал бы гонщиком или теннисистом.

Надо сказать, Влад веды не выбирал машины. На все это просто не было времени. Вообще многие вопросы решались определенным образом не потому, что мы принимали в этом участие, а потому, что мы в них участия не принимали. Так получилось у нас и с квартирой. Ни я, ни Влад никогда не занимались квартирным вопросом, все время уходило на работу. Но однажды мы поняли, что раз заниматься этим некому, мы просто разъедемся и решим этот вопрос каждый по отдельности. Помог, как обычно, случай. Нашим соседом оказался человек, занимавшийся недвижимостью. Он предложил свою помощь. Как-то попросил подъехать, посмотреть один из вариантов. Освобождались мы поздно, приехали часу в десятом вечера. В квартире темень, тут нельзя открывать, потому что бабушка спит, тут две собаки заперты. Так мы и купили эту квартиру на Новокузнецкой, где прожили чуть больше полутора лет.

ЕВДОКИЯ ХАБАРОВА. Подарки он дарил как джигит, что называется, на ровном месте. Можно было прийти к ним с Алей в дом, восхититься какой-нибудь симпатичной вещью, а перед уходом обнаружить ее у себя в сумке. Сплошь и рядом это происходило без даты, просто так.

С той же легкостью он дарил и свои телевизионные проекты, не думаю, что эта аналогия искусственна. Просто он все время развивался. Весь ужас случившегося с Владом как раз в том, что в нем ощущался огромный резерв для будущего.