– Значит, на макаках… А почему, собственно, на макаках? Возможно, нам, европейцам и христианам, привычно считать безусловно враждебным то, что мы не в силах или просто не хотим понять. Объявлять это ересью, ходить в крестовые походы, резать, сжигать на кострах, четвертовать. По своему лишь внутреннему убеждению ставить не похожих на нас априори ниже себя, награждать унизительными кличками. Только правильно ли мы поступаем? И в наших ли интересах такая высокомерная зашоренность и спесь? Не ослабляем ли мы тем самым собственную позицию?..
Перестань, пожалуйста, так на меня смотреть, разве все, о чем я говорю, – это не так? Мы объективно обязаны были куда серьезнее относиться к народам Востока еще до того, как начали там свои предприятия. Другое дело, что от смены нашего к ним отношения они пока не перестанут быть нашими противниками или даже врагами. Но к противнику нужно присматриваться серьезно, чтобы понимать, чего он хочет и на что он способен. Возможно, это со временем поможет нам научиться мирно жить под одной крышей.
Я ведь совершенно искренне полагал, что японцы никогда не нападут на Россию! И что? Война, знаешь ли, лучше розог всех учителей вколачивает серьезное отношение к противнику. Пулями и снарядами. И уж коли ты сам начал с Востока, позволь мне кое-что порассказать тебе из того, что я сумел узнать и понять за те месяцы, что мы с тобою не виделись. За месяцы не праздности и довольства, поверь мне, а неожиданного и сурового испытания. Вернее, испытаний… Но сначала давай, пойдем покурим на балкон, на ветерок. А то жарковато тут. Солнце печет сегодня немилосердно, почти как в тропиках.
– Вот поэтому я и предпочитаю ходить летом на север, к норвежским берегам. Фьорды – такая волшебная красота. Такой прозрачной воды, говорят, нигде больше нет. Ты, в конце концов, хоть разок составишь мне компанию? Или опять дела, семья и все такое? Кстати, что мы курим сегодня?
– Вилли, обещаю: я обязательно выкрою время. И когда мои будут гостить в Дании, сходим на север вместе. Но не во время войны, конечно. Сначала разберемся с этим всем. Курительный столик и кресла – на балконе. Там ты и убедишься, что нас ждали, – Николай с улыбкой встал из-за стола, привычно разглаживая свой пышный ус.
– Ты что, собрался воевать с япошками до следующего лета? Полноте! Они пришлют послов в тот самый день, когда твой флот соединится в Порт-Артуре! Или американцы с англичанами примчатся в качестве посредников.
– Если честно, вот этого-то я и боюсь больше всего. Ну, пойдем на воздух.
Балтика нежилась в последнем щедром тепле уходящего лета. До самого горизонта лениво катились ее пологие, иссиня-серые волны, украшенные россыпями блесток солнечных зайчиков и пенными гривками изредка мелькающих барашков. Довольно сильный, но ровный ветер не помешал Николаю раскурить папироску, которую он привычно вставил в длинный мундштук трубки.
Вильгельм, грузно опустившись в облюбованное кресло, с минуту провозился, выбирая и обрезая свою сигару. Но вот, наконец, и он, устроившись поудобней, примостил на подлокотнике больную левую руку и расслабленно откинулся на спинку укрытого мягким плюшевым пледом уютного, плетеного лонгера. Полуприкрыв глаза и выпустив из ноздрей струю благородного дыма, кайзер отдался неземному для заядлого курильщика наслаждению – изысканному купажу кубинского и египетского табака…
Минуты две-три лишь крики чаек, шипение воды в кильватерной струе, тугие хлопки невидимого из-под тента кормового Андреевского флага над головой да мерный, низкий гул двух могучих винтов внизу дополняли вечернюю нирвану двух императоров.
Слева, в туманной дымке, угадывались очертания лесистых берегов Готланда, прямо за кормой «Александра III» грузно рассекал его пенистый след могучий корпус «Князя Суворова». Многобашенная громада мателота совершенно скрывала за собой «Орла», о присутствии которого можно было догадаться только по сносимому на правый борт дымному шлейфу, четко видимому чуть пониже «суворовского».
Германские броненосцы успели вновь сманеврировать. Теперь, со «Слейпниром» в кильватере, они шли справа, в параллельной русским кораблям колонне, по их подветренному борту. Стандартные, на глаз неотличимые, гармоничные серо-голубые силуэты. Светлый дым, срывающийся с верхушек труб, говорящий как о безупречном состоянии котлов, так и о прекрасном качестве угля. Словно оловянные солдатики из одной коробки, из одной литейной формы. Любимые игрушки императора…
Николай, задумчиво глядя вдаль, не докурив, заменил первую папиросу следующей. Затянулся, украдкой проследил за взглядом своего гостя. Вильгельм, судя по всему, действительно подустал из-за сегодняшней суматохи и маневров. А возможно, был несколько выбит из колеи отсутствием привычного расклада, где он – лектор, а Ники – почтительный, но не особо способный ученик.