Владычица морей

Много революционного духа придал ему брак с французской аристократкой, хотя семья ее была противником революции и ненавидела Бонапарта. Он избавился от смерти своей души в чиновничьем будущем, он обретал бессмертие и чувствовал себя птицей, орлом, из тех, которых воспевали. У его мысли явился полет, а его хищность превращалась в силу с новым смыслом, а острый глаз, который так ценили в нем командующие на войне, уже искал жертву. И теперь, в подтверждение своих понятий, он еще больше убеждался, что как Балканская, так и Кавказская войны ненавистны ему. Как он сумел тогда быть таким молодо-бессердечным и утаить в себе отвращение. И как все это пригодилось ему теперь. Ему казалось, что лорд Элгин, идущий ему навстречу, должен быть похож в чем-то на него самого. Это будет опасный и достойный противник.

Как и многие, хотя далеко не все, офицеры, участники минувших войн, Николай Николаевич задумывался, неужели наша защита и помощь народам, за которые мы воюем, так нужны им, как генералам чины, а государю слава, а сами мы при этом не нужны ни тем, ни другим. Страна рвалась не туда, куда надо, по-старому пути предрассудков, не за тем, за чем надо, мертвые идеи искусственно и лживо оживлялись, чтобы вызвать войска на самопожертвование. Религия никогда не увлекала Николая. Он, карьерист, был чужд чьей бы то ни было тяжелой руке; религия была лишь помехой, хотя ее обрядность оставалась обязательной.

Россия оглуплена, одурачена своими подвигами на востоке. Чтобы остановить движение к Гробу Господню, нужна перемена политики. Это возможно только при свержении монархии и революции.

Екатерина Николаевна, как однажды пришло Николаю Николаевичу в голову, могла бы сказать: ты — Nicholas, умен и честен от природы, воспитан, чтобы быть чиновным и пробиться в люди, и ты сам не ведал — до нашей встречи, какая честность и самоотверженность таятся в душе твоей. Как ты переменился, когда стало очевидным, что перед тобой осознанный путь. Как охотно ты развил в себе то, чего не могло привить твое воспитание и опыт. Все ложное сползло с тебя как чужая чешуя… Но, как француженка, она никогда ничего подобного не скажет. Да ей и мыслей таких не придет в голову. Это сам ее Никол по губернаторской привычке решать все за других и даже самые прогрессивные идеи вколачивать, думает за нее, за свою милую деликатную жену, которая меняет его характер своей любовью без деклараций и своей естественностью без пропаганды идей и мнений. Она была его атмосфера и как чистый кислород давала ему свежесть дыхания.

— Что в нем хорошего! — замечали в гостиных.

— Рыж, не очень-то хорош.

— Ах нет, он такой шершень!

В Петербурге говорили, что после кончины великого князя Михаила Николаевича стало очевидным, что великая княгиня Елена Павловна, всегда и прежде благоволившая Николаю Муравьеву, и что все это не так просто, — Николай Николаевич уже стал генерал-губернатором. Видимо, их отношения умело скрывались прежде. Милый офицер был благодарным своей покровительнице, входившей в лучшие годы зрелости. Великая княгиня, проведшая юность в Париже, учившаяся там в пансионе, видимо зная, что даже такая прелесть, как Николай, не может стать ее собственностью, передала его в надежные руки молодой парижанки, хотя не все о ней было известно и не все доказано; она охотно ехала в новую страну, искренне полюбив мужа. Ее высочество была тронута счастьем любимца, она теперь и расставалась, и оставалась с Муравьевым, сохраняла его для себя навсегда, окруженного интересами, комфортом и вниманием молодой парижанки. Она могла перепрочувствовать страсть, которая должна владеть Екатериной Де Ришемон. Ничто красивое, умное и закономерное не противоречило Елене Павловне. Хотя иногда бывало больно, когда благодарные молодые прощались. Однажды Елена Павловна, не удержавшись от любопытства, глянула в одно из больших окон своего дворца, как садились в карету молодожены. Она, великая княгиня и самая известная из светских благотворительных дам России, создательница Крестовоздвиженской общины сестер милосердия и многих учебных заведений и госпиталей, подглядывала под штору, как ревнивица, уступающая ради света и государственной деятельности достойной сопернице. «Как перед новою царицей порфироносная вдова».

Глава 19

ОПЯТЬ ПОКОРЕНИЕ

…Земля наша богата,

Порядка в ней лишь нет.

А эту правду, детки,

За тысячу уж лет

Смекнули наши предки:

Порядку-де, вишь, нет.

И стали все под стягом,

И молвят: «Как нам быть?»…

А. К. Толстой. «История государства Российского от Гостомысла…»

Боже мой, а что тут делается! Муравьев вошел в траву и ужаснулся. Тут еще больше народу погибло! Сколько же таких мест по реке, всех погибших мы и не найдем. Скелеты обглоданные лежат на земле, как белые сучья наносника.