Власов. Восхождение на эшафот

— Известно, где, — вполне миролюбиво ответил Буняченко, — в шестидесяти километрах отсюда, в Хойберге, там, где формируется 2-я дивизия КОНРа.

— Еще одна дивизия «рус-иванов»! — по-немецки пробормотал Герре, по-бычьи помотав при этом головой. — И таких же вояк хреновых!.. — уничижительно добавил по-русски. Очень уж словцо это — «хреновых» — к сердцу ему прилегло, как, впрочем, и слово «дерьмо», поскольку мог ругать им соотечественников, не понимавших их значения. — Ну, так вызывайте сюда Власова, генерал Буняченко, связывайтесь с ним.

— Зачем же начальство от дела отрывать?! — искренне удивился «батька генерал». — А если кому и надо, так пусть вызывают.

— Не зря же вас называют «хитрым махновцем», генерал.

— Да называть могут по-всякому, — воинственно осклабился Буняченко. — Лишь бы на мозоли не наступали.

30

Вызванный полковником Герре командарм Власов прибыл только под вечер. О приказе он тоже ничего не знал, однако понимал, что положение серьезное, и что от своих намерений укрепить группировку войск в Померании за счет русской дивизии в Генштабе не откажутся. Но еще убедительнее он понимал, что, отправив в Померанию 1-ю дивизию, он уже никогда ее не получит и, по существу, останется командующим без армии. Рассчитывать на вторую дивизию тоже не приходилось, Власов очень опасался, что по-настоящему сформировать и вооружить ее он уже попросту не успеет, поскольку времени-то в обрез.

Уясняя для себя щепетильность ситуации, полковник Герре предпочел оставить командарма и комдива наедине. С появлением в дивизии Власова он почувствовал облегчение, поскольку основная тяжесть неповиновения Хитрого махновца ложилась теперь на председателя КОНРа, приказывать которому он, полковник Герре, никоим образом не мог.

Но вместо того чтобы устроить Буняченко разнос и подтвердить приказ Генштаба вермахта, Власов устало опустился на стул и растерянно спросил:

— Так что будем делать, комдив? Полковник прав: дивизия создавалась для того, чтобы воевать, а не для того, чтобы проедать продовольственные запасы рейха. Вскоре сюда нагрянет СД, и тогда уже эсэсовцы возьмутся и за тебя, и за меня.

— Ну, у меня, допустим, и своих СД-эсовцев теперь хватает, — выставил на сей раз комдив на стол бутылку коньяку, из своих, как он говорил, «стратегических запасов», которые казались Власову неисчерпаемыми.

— Это не разговор, комдив, — решительно опустошил наполненную рюмку генерал-полковник. — Завтра снимут нас с довольствия, и через пару недель возьмут голыми руками.

— План у меня есть, командарм, — извлек Буняченко из стола потертую, в сальных пятнах, карту. — Пока ты будешь разбираться, кто и как должен мною командовать, я ближе к утру поднимаю дивизию по тревоге и выступаю из Мюнзингена вроде бы для того, чтобы идти в Померанию. На самом же деле, мобилизуя весь транспорт, совершаю марш-бросок сюда, — указал он в сторону Баденского озера, к границе со Швейцарией. — При этом создам авангард и арьергард из танков и транспортеров, усадив на броню горлорезов из разведбатальона. По пути постараюсь «занять» у немцев батарею зенитных орудий, которую южнее Трохтенфильгена присмотрел. Да три зенитки у меня уже есть.

— Это подробности, комдив, — опустошил Власов и вторую рюмку. — Какова цель рейда? Надеюсь, Цюрих ты брать штурмом не собираешься?

— Почему же не собираюсь, командарм? Понадобится взять — тут же и возьму! Швейцарцы, наверное, решили, что всю войну отсиделись, так я им обедню эту испорчу.

— Ну-ну, — поморщился Власов, воспринимая это как фантазии хитрого махновца. И не догадываясь при этом, что комдив вовсе не шутит.

— Вот сюда, до городка Штокках, — вновь обратился Буняченко к карте, — я буду двигаться под предлогом того, что направляюсь в оборонительный район «Альпийская крепость», с которым в последнее время так носятся эсэсовцы. Ссылаясь при этом на секретный приказ Гиммлера, на генерала Кёстринга, который командует теперь войсками «Остгруппен»[93], да хоть на черта лысого. Пока будут разбираться, что к чему, я уже буду там, а дальше — три десятка километров, и моя дивизия оказывается вот здесь, южнее Зингена, на полуострове, на котором с двух сторон расположено озеро, а с третьей — швейцарская граница.

— На каком еще полуострове? — не понял Власов.

— Ну, что-то похожее на полуостров, только посреди озера. Причем местность, что надо. Германскую пограничную стражу я там разгоню и, окопавшись, поведу переговоры и с англо-американцами, и со швейцарцами. Если с союзниками что-то не сладится, прорвусь на швейцарскую территорию, укреплюсь в каком-нибудь городке и, во избежание кровопролития, потребую, чтобы международные организации постепенно переправляли моих людей в Испанию, Австралию, в Португалию или в Канаду, собственно, в любую страну, которая согласится нас принять[94].